Оскар Уайльд, или Правда масок

Тем временем Оскар, словно забыв об ожидающей его участи, продолжал из своей комнаты в доме Леверсонов кричать о любви к Бози и всячески превозносить его, делая особое ударение на чистоте их взаимной страсти, помогающей ему переживать те ужасные мгновения, которые выпали теперь на его долю. Во время этого антракта он не прекращал засыпать его письмами, сравнивая со всей земною красотой, и петь гимны их вечной и бесцельной любви. Бози — и нежный цветок, и луч солнца, и прелестнейший из всех мальчиков. К счастью, ни одно из этих многочисленных писем, написанных с конца апреля и до вынесения приговора, не попало в чьи-либо посторонние руки. Можно представить, какой разразился бы скандал, если бы в зале суда зачитали отрывки, в которых Уайльд доходил почти до безумия: «Сейчас я думаю о тебе, как о мальчике с золотыми волосами и сердцем Христа в груди (…) Моя прелестная роза, моя лилейная лилия (…) Ты будешь со мною в моем одиночестве (…) Для меня ты весь, от шелковистых волос до изящных ступней, — воплощенное совершенство…»

Процесс возобновился 21 мая, когда на сцене театра «Сент-Джеймс» шел «Триумф обывателей». Альфреду Паркеру было предъявлено обвинение в «грубой непристойности» и сводничестве. Вместе с тем присяжные признали его «невиновным» по обвинению в поставке партнеров для Уайльда. Затем было объявлено, что суд не располагает доказательствами непристойных действий, совершенных Уайльдом и Ч. Паркером. Адвокат Уайльда немедленно констатировал, что это уже второй случай, когда присяжные разошлись во мнениях по вопросу о виновности его клиента. Но даже это не помешало тому, что 22 мая Оскар Уайльд вновь предстал перед уголовным судом и вновь — вопреки всякой логике — был обвинен в совершении непристойных действий с Вудом, Шелли, Паркером… тогда как за все время предыдущего разбирательства суду не удалось получить ни единого доказательства. Тем не менее на этом заседании Альфреду Тейлору был вынесен обвинительный приговор; вся пресса сделала вывод о виновности Уайльда, в то время как его процесс еще даже не начался. Сразу после оглашения приговора Тейлору Куинсберри, который не простил своему сыну Дугласу участие в уплате залога, написал его матери: «Должен поздравить самого себя, если уж не с появлением Перси, то с вердиктом присяжных. Перси похож на свежевырытый труп. Опасаюсь безумия поцелуев. Тейлор виновен. Завтра наступит очередь Уайльда»[509].

Во время заседания 22 мая свидетельские показания Шелли не позволили доказать обвинение в содомии; показания же Вуда, напротив, подтвердили факт шантажа, в котором он участвовал вместе с Алленом и Паркером.

Во Франции, где никто не сомневался в том, что окончательный приговор будет оправдательным, вовсю комментировали перипетии этого бесконечного процесса, на котором лично присутствовал Альфонс Доде, смешавшись с толпой, до отказа заполнившей зал суда, подобно тому, как раньше она заполняла зрительные залы театров, где шли пьесы обвиняемого. «Громкий процесс Оскара Уайльда, — писал Е. Лепеллетье, — еще не закончен. Необходимо, чтобы обвиняемый сидел в тюрьме и дожидался, пока присяжные придут к единогласному решению. Целомудренная Англия в своем стремлении доказать его чудовищность, равно как и его исключительность, — забывая при этом своих телеграфистов, а также множество аристократических имен, которые на процессе были обойдены молчанием, — так неистово набросилась на этого эстета, что рискует в конце концов вызвать нашу к нему снисходительность»[510]. Неожиданно на суде случился эпизод, который привел к последнему вдохновенному публичному выступлению Оскара Уайльда. Локвуд, невзирая на предыдущие замечания судьи о том, что для принятия решения не следует принимать во внимание ссылки на литературные произведения, начал допрос обвиняемого по стихотворению «Две Любви», опубликованному Дугласом в конце 1892 года, зачитав последние строки:

…Я — истинная Любовь, я наполняю
Сердца юношей и девушек взаимной страстью.
На что другая Любовь во вздохом отвечает: Да свершится
воля твоя. Я — Любовь, не смеющая назвать себя вслух.