Вспоминая потом день на реке, приходили иногда из окраин памяти все бывшие д о нее. Их немного было, этих «до». Люда, Лена, Татьяна, Люда, Евгения Николаевна, Ольга и Варя — обычный путь двадцатипятилетнего мужика без особых затей и ходок. В каждой из них было что-то хорошее и что-то дурное, и я каждый раз менялся на пути от одной к другой. В принципе, все нормальные девчонки и еще две без имени. У проституток нет имен, кому придет в голову дать имя тому же унитазу, будь он хоть золотым. Да и разница между банальным деревенским «очком» и сверкающим фаянсом чисто эмоциональная. Так что, имя у десятирублевой «садовопарковой» и той породистой кобылы, что делала мне отсос на день Красной Армии одно — большая буква «М» на двери нужника. И хотя эта белокудрая шлюха творила такое, что после мне кто-то уступил место в трамвае, ничто не стоило одного единственного, неискушенного поцелуя снегурочки.
Только-только заглянувшая за дверь сладкой тайны девочка пришла в себя не сразу. Открылись ее глаза и долго смотрели в облака. Что ей там открывалось? Не знаю. Да и кто может знать, какие миры они видят.
— Я будто в небе купалась. Это всегда так?
— Не знаю, принцесса. Но сделаю все, чтобы для тебя это было так всегда.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Признавайся!
— В чем?
— Во всем! Ты часто здесь бываешь?
Нехитрая эта хитрость заставила меня сжать ее ладони руками.
— Это только мое место, понимаешь? Было. А теперь оно для нас двоих.
Место замечательное. Легкое, красивое и тихое, где можно побыть вдали от большого люда. Хотя уже год, как я вижу этот большой люд только по праздникам, но все равно тишины не хватает порой. А здесь непревзойденная тишина и покоя в избытке. Правда, вниз по реке торчит неизменный рыбак в лодке, а кусты вдоль тропинки едва заметно шевелятся.
— Пойду, гляну, кто там топчется.
На полянке были трое. Один присел рядом с мотоциклом, стуча по номеру пальцем и оглядываясь на хмыря в «полубоксе», видимо, главного в их компании. Хмырь клевал узким подбородком, а третий — быковатый хлопец со сросшимися бровями — жал резиновое кольцо. Он то и увидел меня первым. Эспандер щелкнул, и все трое подняли глаза в мою сторону.
Тот, кто гладил номер, вихлясто распрямился, выплевывая блатнячковую грязь:
— Ну че, пацан, еб…ся помаленьку?
— Отойди от машины, клоун.
«Полубокс» красиво цыкнул длинной слюной, перед тем как поджечь папиросу.
— Ты давай, линяй отсюда, — осклабился хмырь, — а девочку мы экспроприируем на время.
Вихлястый противно засмеялся на слова атамана, и я тут же ткнул ему в морду сухой веткой. Смех щелкнулся в визг, недомерок упал, держа руки у глаз, я сцепился с предводителем, и забыл о том, быковатом. А он, подлец, кинулся мне под ноги, чтобы атаман имел наибольший успех.
Успех был, но неполный. В спортлагере я год назад отрабатывал стрельбу в перекате, да так усиленно, что рефлекс не зачах. Как только я споткнулся о спину быковатого, мозг дал четкую команду: «на плечо с разбежкой», и атаманский башмак просвистел мимо, сантиметрах в пяти от головы. А дальше случилось нечто уж совсем неожиданное — за спиной раздался рвущийся, будто не хватало воздуха, голос Астры:
— Пошли… вон… уроды!
Принцесса держала наган обеими руками, наведя на «полубокса». Тот дернул губой, делая шаг назад:
— Опусти «волыну», детка, это тебе не за х… — полыхнул сухой выстрел, разнося вдрызг сосновую щепу над его головой.
— А-а-а! — Вихлястый, по-прежнему закрывая рукой один глаз, бросился в кусты. Он смешно перецепился через корень и упал. Быковатый кинулся в другую сторону, прячась в елках.
Забрав у принцессы револьвер, я вытаскивал из барабана стреляную гильзу и краем глаза увидел короткий замах парня с «полубоксом». В его руке мелькнул металлический шип. Длинный и острый. Резиновая ручка-балансир оставляла мне мало шансов — до «полубокса» было не больше десяти метров. Рука, заведенная для броска, распрямлялась и торопливо бежала за ней смертная тень… А потом чьё-то легкое движение будто распахнуло окно в ледяную темноту. За короткое мгновение лето обернулось зимой, тень застыла в падении и, разбившись каплями черного инея, остановила дыханье… Какое-то время всё вокруг колыхалось в морозном сне, а потом ледяная пустыня исчезла. Вернулся июнь, вернулась прохладная зелень под теплым небом. Все стало как прежде. Только «полубокс», выронивший свой шип-заточку, хватался за грудь и шлепал губами, как вытянутый из воды сом. Он пятился вглубь рощицы, неотрывно глядя на Астру. И словно разглядев что-то самое страшное в своей жизни, повалился на землю, хватаясь за голые ветки.
Что-то холодное коснулось моей руки. Принцесса дрожащими пальцами схватила цилиндрик гильзы и, забросив его далеко в реку, разрыдалась.
— Андрюш, давай переберемся куда-нибудь. Тошно здесь.