Осколки

— А Александры Алексеевны… ой, здрасти! — это он увидел меня на пассажирском кресле.

— Вечер добрый. Шлагбаум поднимите, пожалуйста, — ответил за меня Топольский. К нашей охране теплых чувств у него так и не появилось.

— Зря ты так, — усмехнулась я, — парень вон под дождь вылез ради тебя.

— Лучше б он за твоими воротами смотрел, чтоб туда ничего не подкидывали.

— Видишь, вроде ничего больше не подкидывают, — я нажала на брелок и ворота послушно разъехались.

— Неисправимая оптимистка, — покачал головой Сергей, глуша мотор.

— А где собака? — уже на крыльце спросил Топольский.

— У Андрея. Я ведь дома не живу.

Краем глаза я проследила за реакцией на мои слова, но ревности я не увидела. Одумался?

* * *

Сергей.

— Подождешь? — спрашивает Саша, открывая входную дверь, — Я чайник поставлю и переоденусь.

— Я покурю пока.

Дождь все еще льет, а мне не по себе. Я сейчас тот самый палач, который будет загонять иголки под ногти, заставляя вспоминать то, что очень хочется забыть. Неприятная роль, не таким я хотел быть в глазах любимой женщины.

Я оборачиваюсь на шаги.

— Теперь ты никуда не денешься, — улыбается она уголками губ, ставя на столик две чашки с чаем.

— Ты не представляешь, как мне иногда хочется, чтоб кто-то наливал мне чай не спрашивая.

— Это такая же проблема, как и поговорить? — она подошла к перилам достала из кармана большой толстовки, накинутой на плечи, пачку сигарет. Суетливым движением вытряхнула одну и заозиралась в поисках зажигалки.

— Проблема, — я щелкнул своей, слабый огонек на мгновение осветил ее лицо.

— Спасибо. Начнем душевный стриптиз? Правда я никому не рассказывала кроме врача и в суде. Вряд ли с тобой будет легче.

— Я знаю достаточно, чтоб не заставлять тебя вспоминать.

— Что конкретно ты знаешь?

— Что ты любила, а он мудак. Что играл, что подставил тебя, откупился. Про клинику знаю, про шрамы.

— Действительно, почти все. Как интересно у тебя все в три предложения вместилось. А шрамы…Это вторая попытка была, если бы не Андрей, то, наверное, с первого раза бы получилось.

— Вторая?

— Да, первый раз я хотела в окно. Пятый этаж, внизу асфальт, вряд ли бы спасли. Не надо меня жалеть, уже все сгорело давно, обида только осталась, что нормальной жизни у меня не будет.

— Знаешь, — она помолчала, — я всегда хотела, чтоб как у родителей — семья, посиделки вечером на крыльце, любовь, доверие, дом, где любят гостей, пахнет сдобой и кофе. Я так радовалась, когда это платье дурацкое выбирала, представляла, как все потом будет — дом, семья, дети… а потом… потом он мне жизнь сломал. Клиника, экспертиза, суды. На последнем он уже не стеснялся, проклял меня, орал, что я хуже шлюхи и никому теперь не нужна, потому что меня даже трогать противно. А я ведь просто рассказала, где у него тайник с наркотой.

— И ты поверила?

— В голове тогда щёлкнуло, и установка осталась. А потом… у меня ведь не было никого, чтоб опровергнуть.

— И не ухаживал никто?

— Пытались. Но не все такие настойчивые, как ты. Остальные либо дружат со мной, либо просто решали, что у меня характер не сахар и я стерва. А ты мне систему сломал.

— Со мной твой дурной характер не работает?

— Влюбилась, потому что. И испугалась, потому что не знала, что с этим делать — будущего ведь со мной нет.

— Есть. И я очень на него надеюсь.

— Я не хочу быть чемоданом без ручки — бросить совесть не позволяет, и нести тяжело. Да и разве что-то серьезное будет?

— Будет. Иначе бы меня здесь не было.

— Ты не понимаешь — во что лезешь, — она покачала головой, — рыцарь в сияющих доспехах.

— Я знаю, что без тебя очень плохо, а твое безразличие — больно.

— Больно… — она вдруг зло усмехнулась, — а мне не больно понимать, что шансов у меня нет ни на что? Довериться и понять, что ошиблась, что ты в глазах человека, которому ты решилась что-то рассказать, в которого влюбилась по уши, та самая шлюха? Не больно пить таблетки и реветь по ночам в подушку, потому что все, чего ты хочешь, чтоб последних четырех лет просто не было. И это навсегда, понимаешь? На всю жизнь. Вечный страх, кошмары. Воспоминания. И я уже смирилась с этим, свыклась. А тут ты… — девушка судорожно вздохнула, — а я с тобой живая. Я могу нравится, могу влюбиться, мне с тобой хорошо и в то же время ужасно страшно! Страшно, то все это игра, что все обман… Верить страшно… — она вдруг затихла и продолжила спокойнее, — А ты не понимаешь, чего хочешь. Не понимаешь, что тебя со мной ждет. Зачем я, если есть нормальные, Сереж? Те, кто не просыпается с криком от кошмаров, у которых нет панических атак, кто не боится воспоминаний?

— Саша…

— Я ведь даже не знаю, можно ли со мной спать, — она меня не слышит, — я ведь так и не попробовала. То есть у тебя даже трахнуть меня и бросить не получится…

Мне это надоело. Я подошел, притянул ее к себе, прижал, хотя Саша сопротивлялась, подождал, пока она обмякнет, расслабиться и сказал:

— Маленькая глупая девочка. Неужели тебя никто никогда не любил?

— Иди к черту, — она уткнулась мне в грудь, спрятав лицо — я так устала от этого всего…

— Вот и перестань меня прогонять.