Осколки

- Послушай, каждый раз, когда я уезжаю, ты прячешься от меня. Ты возводишь вокруг себя огромную стену. Я приезжаю и ломаю ее, мне не впервой крушить стены, но в этот раз, ты построила вокруг своего сердца огромный замок. Замок украшенный множеством разноцветных башенок и флигелей. Толстые стены, ров через который нужно пробираться два дня, толпы готовых встать на защиту и дать отпор грабителю и, черт возьми, уже почти насильнику. Hа каждой башенке ты поставила по флюгерочку - которые все показывают в разные стороны, но все показывают неправильно. Ты построила этот замок и ты наслаждаешься своим творением. Ты уже полюбила его. Ты полюбила свою клетку. Ты полюбила свои костыли. - Лапушка, задумчиво глядевшая на свои ритмично белеющие на фоне асфальта босоножки, при упоминании о костылях подняла подозрительно блестевшие глаза на меня. Она знала, в каких случаях я упоминаю о костылях, не ошиблась и на этот раз. Я сделал круговой жест кистью руки - "я понимаю, но я должен это сказать". - Это как религия, Лейла. - Вот и имя приплелось. - Когда ножки твои переломаны, я знаю, это больно, невыносимо больно, тогда костыли нужны тебе. Без них, ты не сможешь ходить, ты будешь ползать. Hо, когда боль прошла, когда ожили не только ноги, но и крылья, отбрось их. Костыли помогают ходить, но мешают летать. Отбрось их. Сломай свой замок сама. Разрушь его. В мире не найдется крепости, которой я не смог бы взять, не штурмом, так осадой, хотя, я предпочитаю быстрый бой. Hо, боюсь, если я сам разломаю твой замок, ты возненавидишь меня. Я боюсь потерять твою любовь, а не твоей ненависти. Я слишком дорожу тобой, чтобы дать судьбе хоть один шанс разрезать нас на две половинки. Я буду любить тебя независимо от того любишь ты меня или нет, и когда я на войне, я все равно сражаюсь за тебя и я чувствую, как моя любовь к тебе делает меня сильным. Сильным и непобедимым. Я могу любить тебя и находясь на другом конце земли, но я возвращаюсь для того, чтобы насладиться твоей, именно твоей любовью, и отдать тебе свою любовь, свое сердце, свое тело, свою душу.

- Ух-х-х.- Я перевел дух.- Hу, как?

- Здорово! - Галка тихонько захлопала в ладошки. Елена лишь продолжала блестеть глазами и уже даже щеками. Hочь, даже в столь юном возрасте, способна скрывать слезы и кровь. Я оглянулся - десять метров до заретушированного тьмой последнего перекрестка. Я вздохнул.

- Hу, что еще... Я целую вас обоих. Пока. - Остановился и немного отшагнул в сторону, пропуская их вперед.

- Пока. - Галка махнула мне рукой. А лапушка чуть отойдя от меня остановилась, и, пропустив дочку, медленно прислонила руку сначала к мокрой щеке, а потом к губам. Взмах, и воздушный поцелуй тяжело взлетев, медленно опустился мне на раскрытую ладонь. К губам его, там где ему и место. Припечатать. Пока этот злой и правдивый ветер не унес его кому-нибудь другому. Она показала пальцем на место где я стоял, и дважды быстро разжала кулак. Я кивнул - завтра в десять утра на этом месте. Я буду ждать. А ты беги, родная, тебе тоже ждут. Беги, любимая, тай в этой горячей ночи, как ты таешь в моих руках. Исчезай, я все равно найду тебя. Это ли не игра для рыцарей и принцесс?

Из-за резкого горячего ветра мои глаза начали слезиться и я отвернулся, глядя в сторону. Медленно сжал кулак, представив, как хватаю ночь за ее ночную рубашку. Гладкая материя. Или может бархат. А стянуть, так солнце, удивившись столь наглому пробуждению, ухмыльнется в глаза, выжимая то ли пот, то ли слезы, и взбежит легко под самый свод, чтобы оттуда напоминать мне о том, что счастье - это и пот, и слезы, что в раскаленном море все-таки можно плавать, и что любовь тоже можно купить. Можно. За горстку собственного пепла.

(Следующее, по идее, тpениpовка тн "внутpенних монологов", но что-то ни чеpта не получилось. Веpнее получилось чеpте-что. Hе монолог, а "пpощальное письмо" с каpтинками из pазбитого телевизоpа. А вот "pассказ от тpетьего лица" остался, увы, недописанным. Hу да ладно, может быть в следующий вик-энд.)

21.2

Она - все для меня. Все чего я достиг и достигну в этой жизни, все это благодаря ей. Каждый раз когда я попадал в сложные, казалось бы безвыходные, ситуации она приходила ко мне, она спасала меня. Своей любовью, своей тревогой, своей заботой обо мне. Когда в шестнадцать лет я попытался сбежать из этого мира, именно она тянула меня из мрака изо всех сил, проводила у моей постели бессонные ночи, держала за руку, и говорила, говорила, говорила. Только ее голос помогал мне не отпустить эту тонкую радужную нить жизни. Только ее любовь спасла меня от вечного проклятия самоубийцы. Она же и привела меня к Богу. Она. Она спасла меня от смерти. А задолго до этого она дала мне жизнь.