Осколки

«У нее будут красивые детки. У тебя тоже. И еще один — общий. Его ты отдашь мне».

Я тряхнул головой, прогоняя его вкрадчивый шепот из своей головы. Это всего лишь галлюцинации, порождение моего больного воображения, которое в последнее время только и делает, что мутит воду и вставляет мне палки в колеса.

Морис погиб, и с его смертью я, наконец, освободился.

Еще оставалась Проводница, но на нее я наплевал. Мне нет до нее никакого дела, пока она не трогает меня, а если все-таки доберется, то я все равно ничего не смогу сделать. Лучше жить дальше и подчищать за собой хвосты.

А Ольха… Пусть живет, как хочет, и катится ко всем чертям. Вместе с Марианной, которая вдолбила себе в голову, что я хороший и избавлю мир от предвестницы самой погибели. Я не просил себя воскрешать. Не просил новой жизни и второго шанса. Но раз уж он мне представился, то я буду делать все так, как хочу.

— И ты живи, Авиан, — я скорчил гримасу. — Но это пока. Зная эту стерву, на долго тебя не хватит. Тогда за тобой приду я. Что может быть слаще старой доброй мести?

После смерти «человека в черном» я обрел и смысл жизни. Глупо как-то…

Я поднял руку, чтобы постучать в дверь, а потом остановил ее в последнюю секунду. Выдохнув сквозь зубы, я толкнул рукой дверь — та без колебаний открылась. Крохотная кроватка с младенцем так же стояла в прихожей, освещаемая огнем шести свечей, угнездившихся на подоконнике, а вот родителей не было слышно.

Я шумно втянул носом воздух. Так и есть, ушли. Еще часа два назад, когда их сын мирно спал себе в своей постели, думая, что они его никогда не предадут. А может, и не думал. Я без понятия, что творится в голове у трехдневного — уже четырех — ребенка.

Быстро же они. Даже попрощаться не остались. Ну, так даже лучше.

Я остановился у колыбели. Тихо, стараясь не разбудить мальца, склонился над ним и всмотрелся в округлые гладкие черты его лица, пытаясь извлечь из памяти давно забытый мной с помощью крови и эля образ, но тот все время ускользал.

— У меня тоже когда-то был сын, — тихо прошептал я. — Никто не знает. Только я, она и эта тварь, что забрала его у нас. И вина на мне. Пусть он убил его на наших глаза, но та рука, что протянула его ему, принадлежала мне.

Осторожно взяв его на руки, я прислушался к тихому и поразительно умиротворенному сопению мальчика.

— Я почти забыл, и тут появился ты. Надо же было мне оказаться вчера именно в тот самый миг, когда им требовалась помощь… К счастью, на своих родителей ты зла держать не будешь.

«Потому что уже будешь мертв», — эти слова сказать я так и не смог.

Я не собираюсь оправдываться ни перед кем. Мир бывает разным, хватит с меня и этих сложностей.

— Жаль, я не могу оставить тебе жизнь. Такие, как он, всегда получают свое, это непреложный закон дебильного мироздания. Нарушить его значит отказаться от победы. Уйти и оставить все как есть — ты все равно умрешь. Радуйся, твоя смерть спасет, может быть, еще несколько жизней. Ты у нас теперь герой.

Я фыркнул сам себе.

Люди считают героями только тех, кто что-то сделал для них самих. Проводники никогда не становятся героями, ведь их правила столь же мрачны, сколь абсурдны в глазах «обычного» человека. Одно из них, кстати, гласит: можешь спасать сколь угодно жизней, но главная твоя цель — уберечь свою.

Откуда оно пошло, я не знаю. Может быть, оно возникло еще в те времена, когда на целую страну приходилось всего два-три проводника, и к каждому прилагалась весомая охрана от самих Держателей. Тогда в нас видели спасение, теперь — только смерть. Я не против.

На улице было тихо. Вчерашний дождь давал о себе знать только маленькими лужицами на подсохшей земле и темными разводами на внутренних стенах дома, где протекла крыша.

Природа словно молчала. В своем безмолвии она была так одинока, что ее напряжение чувствовалось в воздухе и отдавалось в коже. Мягкий морозный ветерок осторожно обдувал нас, мельком то и дело касаясь ледяными пальцами самих костей.

— Совсем как в тот день, — мрачно прошептал я. — Марианна…

Нет, прочь это имя. Гони его из памяти, Йен, потому что оно теперь несет только боль. Из-за нее ты действительно превратился в беспомощного слюнтяя. Забудь. Или замени кем-нибудь другим. Да, это лучший вариант.

Я медленно выдохнул. От губ оторвалось облачко пара.

Пора.

На этот раз я не проиграю. Это — мое время.

Скинув с головы капюшон, я вышел из дому и направился вперед, тщательно считая шаги: помогает отвлечься.

Тридцать. Тридцать пять. Сорок один. Пятьдесят…

— Ба, кого я вижу! — мерзкий вкрадчивый голос раздался у меня за спиной. — Йен, дорогой мой, а я уж думал, ты съехал с катушек, когда я у вас на глазах зарезал вашего первенца! Кстати, как там поживает Марианна?

Я обернулся, стараясь не делать резких движений. Умерил подступающий гнев.

На его безобразном лице снова проступила клыкастая улыбочка.