Осколки чести

Мокрый и барахтающийся младенец сделал первый вдох и закашлялся от холодного воздуха. Ботари тоже начал дышать. По мнению Корделии, малышка была довольно миленькой — совсем не такой окровавленной, как те выношенные in vivo новорожденные, которых она видела по видео, и гораздо менее красной и помятой. Младенец громко и настойчиво завопил. Форкосиган подскочил от неожиданности, и Корделия расхохоталась.

— Ах, она просто чудо. — Корделия подошла ближе, чтобы заглянуть поверх плеч медиков, которые делали измерения и брали анализы у своей крошечной, недоумевающей, ошарашенной и моргающей подопечной.

— Почему она так громко плачет? — нервно спросил Форкосиган, который, как и Ботари, точно прирос к месту.

«Знает, что родилась на Барраяре», — хотелось ответить Корделии. Вместо этого она сказала:

— Ну, ты бы тоже заревел, если бы стадо великанов вытащило тебя из теплой уютной дремоты и начало перебрасывать туда-сюда, будто мешок с крупой.

Корделия с медтехником обменялись шутливо-сердитыми взглядами.

— Ну ладно, миледи, — техник передал ей младенца. Доктор тем временем вернулся к своей бесценной машине.

— Моя невестка говорит, что их надо прижимать к себе, вот так. Не держать на вытянутых руках. Я бы тоже так верещала, если бы думала, что меня держат над пропастью и вот-вот уронят. Вот так, малышка. Ну-ка, улыбнись тете Корделии. Вот мы и успокоились. Интересно, успела ли ты запомнить сердцебиение своей матери? — Она поплотнее завернула малютку в одеяльце и принялась баюкать ее. Та почмокала губками и зевнула. — Какое странное и долгое было у тебя путешествие.

— Хотите заглянуть внутрь машины, сэр? — обратился к Форкосигану доктор. — И вы тоже, сержант. В прошлый раз у вас было столько вопросов…

Ботари покачал головой, но Форкосиган подошел поближе выслушать технические объяснения, которые врачу явно не терпелось дать.

Корделия поднесла ребенка сержанту.

— Хотите подержать ее?

— А можно, миледи?

— Господи, не вам у меня надо спрашивать разрешения — скорее уж наоборот.

Ботари осторожно взял ее на руки — она практически потонула в его огромных ладонях — и заглянул в ее личико.

— А вы уверены, что не перепутали? Я думал, у нее будет большой нос.

— Все проверено и перепроверено, — заверила его Корделия, надеясь, что он не спросит, откуда ей это известно; по крайней мере, она была вполне уверена в истинности своих слов. — У всех младенцев маленькие носики. До восемнадцати лет вообще трудно сказать, какими они будут, когда вырастут.

— Может, она будет похожа на мать, — с надеждой проговорил сержант.

Корделия тоже втайне понадеялась на это.

Доктор закончил показ внутренностей своей чудо-машины Форкосигану; тот сумел сохранить вежливую мину и выглядел лишь слегка выбитым из колеи.

— Хочешь подержать ее, Эйрел? — предложила Корделия.

— Спасибо, лучше не надо, — поспешно отказался он.

— Тренируйся. Может, когда-нибудь пригодится. — Они обменялись взглядом тайной надежды, и он сдался.

— Хм. Мне доводилось держать кошек, которые были тяжелее этого создания. Это вне моей компетенции. — Он с облегчением передал малышку медикам, которым она понадобилась для завершения записей о физических данных.

— Так, посмотрим, — проговорил доктор. — Это та самая, которую мы не отправляем в императорский приют, верно? Куда мы ее отвозим после окончания контрольного периода?

— Меня попросили позаботиться об этом лично, — без запинки ответил Форкосиган. — Ради сохранения анонимности родителей. Я… мы с леди Форкосиган доставим ее к законному опекуну.

Физиономия доктора приняла необычайно глубокомысленный вид.

— О! Понятно, сэр. — Он старался не смотреть на Корделию. — Вы возглавляете проект. Вы можете делать с ними все, что пожелаете… Никто не будет задавать вопросов, я… я могу вас заверить, сэр, — горячо проговорил он.

— Хорошо, хорошо. Сколько длится контрольный период?

— Четыре часа, сэр.

— Отлично, мы как раз можем пообедать. Корделия, сержант?

— Э-э, можно мне остаться здесь, сэр? Я не голоден.

Форкосиган улыбнулся.

— Конечно, сержант. Людям капитана Негри полезно размяться.

По дороге к машине Форкосиган спросил:

— Над чем это ты смеешься?

— Я не смеюсь.

— У тебя глаза смеются. Если честно, искрятся как бешеные.

— Да все этот врач. Боюсь, мы нечаянно ввели его в заблуждение. Ты разве не понял?

— Видимо, нет.

— Он думает, что это мой ребенок. Или твой. А может, наш общий. Я прямо-таки видела, как вертятся колесики у него в голове. Он думает, что наконец выяснил, почему ты не вытащил пробки.

— Боже милостивый. — Он уж было собрался повернуть обратно.

— Нет, нет, пусть его, — удержала его Корделия. — Ты сделаешь только хуже, если попытаешься отрицать это. Уж я-то знаю. Меня уже и прежде обвиняли в грехах Ботари. Пускай себе фантазирует.

Она помолчала. Форкосиган вгляделся в ее лицо.

— А теперь о чем задумалась? Огонек в глазах погас.