Осколки чести

Ему тоже выдали хлеба и рагу. Ел он без особого энтузиазма — похоже, лихорадка в сочетании со стимулятором заглушала аппетит.

— Как прошло с командором Готтианом? — тихо спросила Корделия.

— Неплохо. Он снова в строю.

— Как вы этого добились?

— Развязал его и дал ему свой плазмотрон. Сказал ему, что не могу работать с человеком, которому не могу доверять, и что собираюсь дать ему последний шанс мгновенно получить повышение. Затем я сел к нему спиной. Мы просидели так минут десять. Не произнесли ни слова. Затем он отдал мне плазмотрон, и мы вернулись в лагерь.

— Я тоже думала, сработает ли что-нибудь в этом духе. Хотя я не уверена, что смогла бы сделать это, будь я на вашем месте.

— Я тоже не думал, что мог бы сделать это, не будь я столь измотан. До чего ж хорошо наконец дать отдых ногам. — Он немного оживился. — Как только арестуют остальных, мы вылетим на «Генерал». Это прекрасный корабль. Я отведу вам офицерскую каюту — ее почему-то называют адмиральскими апартаментами, хотя она ничем не отличается от остальных. — Форкосиган размазал остатки рагу по дну миски. — Как вам еда?

— Чудесная еда.

— Большинство отзывается иначе.

— Старшина Нилеза был очень добр и внимателен.

— Мы говорим об одном и том же человеке?

— По-моему, ему просто хочется, чтобы его старания ценили. Попробуйте как-нибудь.

Форкосиган, оперевшись локтями на стол, положил подбородок на ладони и улыбнулся.

— Мы рассмотрим ваше предложение.

Они умолкли и просто сидели, усталые и разморенные сытным обедом, за простым металлическим столиком. Форкосиган откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Корделия прикорнула за столом, положив руку под голову. Примерно через полчаса вошел Куделка.

— Мы взяли Сенса, сэр, — доложил он. — Но у нас были… у нас остаются кое-какие проблемы с Радновым и Дэробеем. Уж не знаю как, но они о чем-то догадались и скрылись в лесу. Я выслал за ними отряд.

Форкосиган явно хотелось выругаться.

— Надо было пойти самому, — пробормотал он. — Они вооружены?

— У обоих остались их нейродестукторы. Плазмотроны мы успели забрать.

— Хорошо. Я не хочу больше тратить время здесь, внизу. Отзовите людей и заблокируйте все входы в пещеры. Пускай узнают, каково ночевать в здешних лесах. — Представив себе эту картину, он весело сверкнул глазами. — Мы подберем их позднее. Никуда они от нас не денутся.

Корделия помогла Дюбауэру забраться в катер, простой и довольно обшарпанный войсковой транспорт, и пристроила его на свободном сидении. С прибытием последней группы катер показался прямо-таки переполненным барраярцами; были среди них и связанные арестанты — съежившиеся и понурые, несчастные подчиненные сбежавших главарей. Все солдаты оказались рослыми и мускулистыми молодыми людьми. Форкосиган пока оставался самым невысоким из всех, кого она видела.

Они с любопытством глазели на нее, и она уловила обрывки разговора на двух или трех языках. Догадаться о предмете разговора было нетрудно, и Корделия мрачно усмехнулась. Похоже, молодежь была полна иллюзий насчет того, сколько желания и сил заниматься сексом остается после сорокакилометрового дневного перехода у двоих людей — контуженных, больных, голодных и невыспавшихся, чередующих заботу о раненом со стараниями не попасть на ужин очередному хищнику, да вдобавок озабоченных проблемой мятежа, с которой им придется иметь дело в конце пути. К тому же совсем немолодых: тридцати трех и сорока с лишним лет. Она рассмеялась про себя, и закрыла глаза, чтобы не видеть их любопытных физиономий. Форкосиган вернулся из кабины пилота и скользнул на сиденье рядом с ней.

— У вас все в порядке?

Она кивнула.

— Да. Немного ошарашена этими стадами мальчишек. Кажется, вы, барраярцы — единственные, у кого нет смешанных экипажей. Интересно, почему?

— Отчасти — по традиции, отчасти — для того, чтобы поддерживать агрессивный настрой. Они вас не раздражают?

— Нет, скорее смешат. Интересно, а они догадываются, как ими манипулируют?

— Ни в малейшей степени. Они воображают себя венцами творения.

— Бедные ягнятки.

— Ну, я бы не сказал.

— Я имела в виду жертвенных животных.

— А. Это уже ближе.

Двигатели катера взвыли, и они поднялись в воздух. Облетев изрытую кратерами гору, катер взял курс на восток, набирая высоту. Корделия наблюдала из окна, как внизу за считанные минуты пронеслась вся местность, которую они с таким трудом преодолели за несколько дней. Катер промчался над исполинской горой, на склоне которой был похоронен Роузмонт, достаточно близко, чтобы можно было разглядеть снежную шапку и ледники, рдеющие в лучах заходящего солнца. Они летели на восток — через сумерки, через непроглядную ночь, потом горизонт ушел вниз, и они ворвались в вечный мрак космического пространства.