— За твои грехи? Твои представления о мироздании чересчур эгоцентричны, Аристид. — Оставив Форкалоннера расшифровывать сие замечание, он повернулся к Корделии: — Ваше задержание должно было пройти без кровопролития. Так бы оно и произошло, если бы не помешали наши внутренние проблемы. В определенных случаях извинения просто бесполезны, — и она знала, что ему тоже пришли на память похороны Роузмонта в холодном черном тумане, — но это единственное объяснение, которое я могу предложить вам. Что отнюдь не снимает с меня ответственности за происшедшее. И я уверен, что кто-нибудь в высшем командовании непременно ткнет меня в это носом. — Он кисло улыбнулся и снова забарабанил по клавишам.
— В таком случае, и я тоже не стану извиняться за то, что подпортила планы вторжения, — дерзко заявила она. Вот так, а теперь посмотрим, что будет…
— Какого вторжения? — встрепенулся Форкалоннер.
— Именно этого я и опасался. Так и думал, что вы догадаетесь обо всем, едва увидев пещерный склад, — сказал ей Форкосиган. — Когда мы покидали Барраяр, этот вопрос все еще горячо обсуждался, и экспансионисты размахивали идеей преимущества внезапности: для них этот аргумент — дубинка, способная побить партию мира. Говоря как частное лицо… впрочем, я не имею такого права, пока на мне военная форма. Оставим это.
— Какое вторжение? — вновь с надеждой спросил Форкалоннер.
— Если повезет — никакое, — ответил Форкосиган, наконец позволив себе некоторую откровенность. — Мне и одного до конца жизни хватит. — Похоже, он погрузился в какие-то неприятные воспоминания.
Форкалоннера явно озадачило подобное заявление из уст Героя Комарра.
— Это была великая победа, сэр. С очень малыми потерями.
— С нашей стороны. — Форкосиган допечатал свой доклад, подписал его, затем ввел запрос на следующий бланк и принялся тыкать в него световым карандашом.
— А разве остальное так уж важно?
— Это зависит от того, планируешь ли ты оставаться на завоеванной территории или же просто пересечь ее. После Комарра осталось грязное политическое наследство — совсем не то, что мне хотелось бы передать следующему поколению. И вообще, с чего вдруг мы заговорили об этом? — Он закончил заполнять последний бланк.
— Куда вы намерены вторгнуться? — упрямо гнула свое Корделия.
— Почему я об этом не слышал? — вторил ей Форкалоннер.
— Отвечаю по порядку — это секретная информация, которая обсуждается на уровне Генштаба, центрального комитета обоих Советов и императора. Это означает, что разговор окончен, Аристид.
Форкалоннер многозначительно глянул на Корделию:
— Но она-то не из Генерального штаба. Если уж на то пошло…
— И я тоже уже в него не вхожу, — признал Форкосиган. — Нашей гостье я не сообщил ничего такого, о чем бы она не догадалась сама. Что же касается моей осведомленности, то меня просили высказать свое мнение… по определенным аспектам данного вопроса. Правда, им не понравился мой ответ, но они сами напросились, — добавил он с недоброй улыбкой.
— Так вот почему вас отослали подальше? — сообразила Корделия, чувствуя, что начинает понимать, как делаются дела на Барраяре. — Значит, командор-лейтенант Форкалоннер был прав относительно того, почему вас послали в патрулирование. А вашим мнением интересовался… один, хм, старый друг вашего отца?
— Да уж конечно не Совет Министров, — ответил Форкосиган, но отказался продолжать этот разговор и решительно сменил тему. — Мои люди обращаются с вами как подобает?
— Очень хорошо, да.
— Хирург пообещал отпустить меня уже после обеда, если я все утро буду хорошо себя вести и не встану с постели. Могу я сегодня заглянуть в вашу каюту и поговорить с вами наедине? Мне необходимо кое-что прояснить.
— Конечно, — ответила она, подумав про себя, что эта его просьба прозвучала довольно зловеще.
В палату вошел возмущенный хирург.
— Вам полагается отдыхать, сэр. — Он многозначительно глянул на Корделию и Форкалоннера.
— Ох, ну ладно. Отошлите это со следующим курьером, Аристид, — указал он на экран, — вместе с аудиодокладом и официальным обвинением.
Доктор выпроводил их из палаты, а Форкосиган снова принялся стучать по клавиатуре.
Остаток утра Корделия бродила по кораблю, исследуя границы предоставленной ей свободы. Корабль Форкосигана оказался запутанным лабиринтом коридоров, разноуровневых отсеков, переходов и узких дверей, предназначенных, как в конце концов догадалась она, для обороны от абордажного десанта. Сержант Ботари не отставал от нее ни на шаг, нависая на ее плечом, словно тень смерти; когда же она сворачивала в какую-нибудь запрещенную дверь или коридор, он резко останавливался и произносил: «Нет, мэм». Кроме того, ей было запрещено дотрагиваться до чего бы то ни было — она выяснила это, когда небрежно провела рукой по пульту управления, заработав очередное монотонное «нет, мэм» от Ботари. Корделия почувствовала себя двухлетним малышом, которого вывели на прогулку.
Она попыталась разговорить его.
— Вы давно служите капитану Форкосигану? — жизнерадостно поинтересовалась она.
— Да, мэм.
Молчание. Она попыталась снова.
— Он вам нравится?
— Нет, мэм.
Молчание.