Осколки чести

Он воззрился на нее, приблизив лицо, и смотрел так долго, что она усомнилась, услышаны ли им эти слова. Его дыхание было зловонным, но она не отвернулась. А затем, к полному изумлению Корделии, он встал и застегнул брюки.

— Нет, сэр, — проговорил он своим монотонным басом.

— Что? — изумленно выпрямился Форратьер. — Почему?

Сержант нахмурился, подбирая слова, и наконец изрек:

— Она пленная коммодора Форкосигана, сэр.

Форратьер недоуменно уставился на нее, но через несколько мгновений его лицо осветилось пониманием.

— Так вы бетанка Форкосигана!

Все его хладнокровное веселье разом испарилось, зашипев, как капля воды на раскаленном металле. Бетанка Форкосигана? На миг в сердце Корделии вспыхнула надежда, что имя Форкосигана послужит паролем к спасению, но эта надежда тут же угасла. Нет, эта мразь никоим образом не может приходиться Форкосигану другом. Теперь Форратьер смотрел не на нее, а сквозь нее — словно она была окном, из которого открывался изумительный вид. Бетанка Форкосигана?

— Значит, теперь я держу этого самовлюбленного высоконравственного сукина сына прямо за яйца, — яростно выдохнул он. — Это будет даже лучше, чем в тот день, когда я рассказал ему о жене. — С его лицом происходила удивительная метаморфоза: казалось, маска любезности начала оплавляться и отваливаться кусками. Ощущение было такое, будто, шагая по твердой земле, внезапно натыкаешься на жерло клокочущего вулкана. Тут он словно вспомнил о своей маске и попытался собрать ее расползающиеся обломки — но лишь отчасти преуспел в этом.

— Должен признаться, вы совершенно ошеломили меня. Какие возможности открываются! Ради такой идеальной мести не жаль прождать восемнадцать лет. Женщина-солдат. Ха! По-видимому, он счел вас идеальным решением нашего взаимного… затруднения. Мой идеальный воин, мой дорогой лицемер, Эйрел. Могу поспорить, вам о нем многое неизвестно. И знаете, почему-то я совершенно уверен, что он не упоминал обо мне в разговорах с вами.

— Не по имени, — согласилась она. — Но категорию вашу упоминал.

— И что же это за категория?

— Насколько я помню, он использовал термин «отбросы армии».

Он кисло усмехнулся. — Женщине в вашем положении я бы не рекомендовал обзываться.

— О, так значит, вы включаете себя в эту категорию? — машинально парировала она, но сердце ее сжалось, оставив в груди гулкую пустоту. Как Форкосиган мог оказаться сосредоточием безумия этого человека? Его глаза сейчас напоминают глаза Ботари…

Улыбка адмирала сделалась жестче.

— В свое время куда я себя только не заключал… в чьи только объятия. И не последнее место занимал в этом ваш любовник-пуританин. Пусть твое воображение пока остановится на этом, лапушка, дорогуша, прелесть моя. Встретив его сейчас, трудно поверить, каким веселым вдовцом был он в прежние времена, когда еще не ударился в эту отвратительную ханжескую добродетель. — Он рассмеялся.

— Твоя кожа такая светлая. Он прикасался к тебе — вот так? — Форратьер провел ногтем по внутренней стороне ее руки, и она задрожала. — И твои волосы. Я совершенно уверен, что он очарован этими вьющимися волосами. Такие шелковистые, и такой необычный цвет. — Он нежно накрутил одну прядь на палец. — Надо подумать, что мы сделаем с этими волосами. Можно было бы, конечно, сразу снять скальп, но все же хочется придумать что-нибудь более творческое. Возможно, я возьму с собой один локон, достану его на совещании штаба и начну будто бы рассеянно поигрывать им, пропускать сквозь пальцы — посмотрим, как скоро это привлечет его внимание. Подкреплю его сомнения и растущий страх… хм, одним-двумя случайными замечаниями. Интересно, скоро ли он начнет запинаться и путаться в своих раздражающе безупречных докладах… Ха! А потом отправить его на недельку-другую на задание, все еще сомневающегося, все еще не уверенного…

Он взял со столика усыпанный самоцветами нож и срезал густую прядь, аккуратно свернул ее и спрятал в нагрудный карман. И все это время не переставал любезно улыбаться.

— Конечно, нужно быть осторожным, чтобы не доводить его до бешенства — он иногда становится таким гадко неуправляемым… — Он провел пальцем по левой стороне подбородка — там, где у Форкосигана был шрам. — Гораздо легче начать, чем остановиться. Хотя в последнее время он заметно присмирел. Твое влияние, лапушка? Или он просто стареет?

Он небрежно швырнул нож на столик, потер руки, громко расхохотался и улегся рядом с Корделией, ласково зашептав ей на ухо:

— А после Эскобара, когда нам уже не нужно будет считаться со сторожевым псом императора, передо мной откроются беспредельные возможности. Столько вариантов… — И он пустился строить планы, смакуя каждую непристойную подробность, как будет пытать через нее Форкосигана. Эти видения полностью захватили его, лицо побледнело и покрылось потом.