— Простите-таки. Простите! Да. Порой бывает, разочаровываешься в интересах нынешней молодёжи кебуца. Да. Всё хотят быть как все и чтобы дух Иилифаима из них выветрился. Да-а-а. На волю желают. Да, — пробормотал мне Михаил, показывая мне рукой на одну из внутренних дверей. — В мастерскую простите не зову. Да. Сами понимаете… Да-а-а… А вот в кабинет пожалуйста!
— А что-такое «Иллифаим», если не секрет конечно?
— Да какой-там секрет! Да! — отмахнулся идиш. — То родное и святое Древо нашего народа из мест его древней родины. Да-а-а… С сожалению-таки недонесённое предками до наших мест и потерянное во время скитаний и странствий моего несчастного народа. Да. Очень печальная история… Да-а-а…
Кабинет анжинерного мастера, в котором он по его словам принимал своих редких заказчиков со стороны, отличался максимально спартанской обстановкой и болезненной чистотой. Два высоких не очень удобных стула, между которыми возвышался самый обыкновенный деревянный обеденный стол. А так же мощный кульман с закреплённый на него доской обтянутой не очень белой, но толстой бумагой испещрённой каким-то, карандашными зарисовками и числовыми расчётами.
— И так! Да! Так что привело вас ко мне сегодня, Антон? Да? — произнёс он, усаживаясь за стол напротив меня.
— Михаил, — я улыбнулся. — Знаете, перед тем как всё же перейти к делу, я хотел бы задать вам один небольшой вопрос, который у меня недавно возник. Если можно конечно.
— Таки да. Да, — сосредоточенно кивнул он. — Слушаю.
— Откуда вам стало известно моё имя? — я подался чуть-чуть вперёд. — Мне точно известно, что вам его не называли.
— О! Таки много ли в этом несчастном Полисе осталось Бажовых! Да-а-а! — вскинул в эмоциях руки идиш, что было особенно забавно, потому как выражение двухнедельного запора так и не покинуло его лицо. — Конечно же я признал вас из прессы чуть более чем недельной свежести! Да! Вы таки на весь полис ославились отказав тому щелмэту в немедленной дуэли. Да! Что бы там не говорили эти жалкие кагафалы но разумная осторожность не порок… Да! Нет-нет не порок! Да!..
«Осторожность говоришь… трусость то бишь, — я почувствовал, как внутри меня опять закипает гнев. — Ославился…»
Я даже не знал, что обо мне, что-то написали в газетах… И судя по всему это касалось того вызова в храм, который я отклонил. Не знаю почему… но сейчас, меня это пусть даже в скользь брошенное обвинение, совершенно левым человеком разозлило так, что я еле-еле мог держать себя в руках.
Я никогда не был трусом! Да я не идиот, и умею испытывать страх — но с тех пор, как я потерял свою родную семью, я никогда не играл труса! А теперь, они все меня смеют обвинять в том, что я не готов идти на самоубийство по первому же свистку какого-то там урода?
— Я не струсил, — злым шёпотом произнёс я, одновременно не в силах молчать и при этом боясь спугнуть сидевшего передо мной человека, который сейчас был нужен мне как никогда!
— Вот-вот! Да! — кивнув воскликнул Михаил, быстро закивав головой. — Я Изеньке тогда так и сказал! Да! Ничего эти кагефалы не понимаю! Да! Не может быть трусом человек, спасший нашего Мойшу от такой жуткой участи! Да-да! Отступить перед позорным щелметом — есть не трусость но мудрость! Да! Что вообще находит молодёжь в этих дуэлях! Да! Дуэли, говорю я Изеньке — не приносят прибыли, пойми, глупый старый кедоц! Да! И вы знаете что, он-таки согласился со мной! Да.
— Хорошо, — кивнул я, стараясь говорить, как можно естественно хотя внутри меня всё продолжало клокотать, — Михаил, у меня к вам как к деловому человеку, есть следующее предложение…
И я озвучил то, что обдумывал в последние время, когда я с каждым днём всё сильнее ощущал вонзающиеся в моё тело шипы Уробороса и понимал, если я не пойду за проклятым «Игнисом» — быть беде. И дело даже не в том, что я желал быть настоящим главой моего клана. Нет, всё дело было в том, что в эту, последнюю неделю, я буквально физически чувствовал как оставшееся время моей жизни буквально убегает сквозь пальцы.
Не знаю даже как объяснить… Складывалось ощущение, словно я медленно и неотвратимо приближаюсь к лобному месту, где вот-вот должна была состояться моя казнь. Шаг — день. Ещё шаг — следующий. И осталось не так уж и много, в то время как я в это время сижу на попе ровно и не то, что не хочу — не могу шевелиться. По объективным причинам. Потому что просто не знаю что делать и куда бежать!
И это — выматывало. Не то, чтобы мне было страшно. Просто в коттедже Ольги Васильевны, будто бы поселилось что-то липкое и неприятное. Нечто, что заставляет меня переживать… нет. Каждую минуту ждать чего-то неизбежного… И слава Древу, что не далее как пару дней назад, моя новая родственница вдруг вспомнила ночью то самое место, в котором располагался сокрытый за барьерами старый Бажовский посад.