В общем-то, понять его реакцию было не трудно, ведь сейчас перед ним стоял не хорошо одетый, уверенный в себе чародей, да к тому же глава пусть маленького, но гордого клана, а растерявшийся от гнева столь важной фигуры, неопрятный и чумазый вчерашний подросток с грязными коричневыми волосами. Нарушитель, незнамо как пробравшийся на подотчётную ему территорию и вообще подозрительная личность, да ещё и с каким-то замотанным в не очень чистую тряпку пухлым свёртком под мышкой.
Нет, я не обучился внезапно чарам наложения иллюзий или полного преображения. Просто на безлюдном пустыре, я слегка замаскировался, дабы поменьше походить на богатенького вьюноша, коим предстал перед помощником распорядителя. Последний, собственно и продемонстрировал мне, что встречают здесь по одёжке, а за любые вопросы и услуги с богатых посетителей принято драть ну очень нехилые деньги. В общем-то, логично — это торговые люди и у них соответствующая психология из разряда: «Время — деньги, а всё что можно продать — товар!» И я бы заплатил, дабы ускорить процесс… если бы сидевший в конторке парень не заломил поистине конскую цену только за то, чтобы он уговорил начальника, «Очень занятого человека!», хотя бы переговорить со мной. Сколько же захочет последний, я даже спрашивать не стал, заранее уверенный, что обойдётся мне это в стоимость чугунного моста для паровиков!
Впрочем, там, где нельзя мытьём — всегда можно достичь цели катаньем. Набрав на пустыре грязного снега с сажей и грязью, качественно вымазал свои пароциклетные штаны и тёплые сапоги, так что Клару, которой придётся всё это чистить, явно хватит удар в столь молодом возрасте. Ездовую куртку, как и плащ с портупеей и подсумками, аккуратно сложил и смотал вокруг своего меча, обернув получившуюся скатку честно сворованной скатертью со стола из конторки, предварительно придав нужную степень свежести и белизны. На себя же нацепил трофейную кожанку отобранную давеча у бандюка.
Сложнее всего пришлось с моими белыми волосами, однако тут на помощь мне пришло знание о содержимом стандартного студенческого набора для чародеев. Так называемая бомбочка-слепуха, содержала в себе похожую на жирную пудру чёрную алхимическую смесь, не являющуюся порохом и детонирующую не от огня или электрического разряда, а от сильного удара. Особо вредной, она так же не являлась, а потому, шансов сразу же облысеть я не имел и разломав обе имеющиеся у меня штуки, я тщательно натёр ими шевелюру из-за чего в зеркальце она приобрела мерзкий зелёно-коричневый цвет несвежей фекальной массы. Руки протёртые после этого снегом с мерзкими чёрными ободками под ногтями, так же теперь являли собой жалкое зрелище, ну а подчистив лицо от случайных мазков, я приобрёл нужную степень чумазости и был готов к последующему лицедейству.
Не фонтан конечно, да и я гримёр не из великих… Но для зимних сумерек, да и если на свету не приглядываться — сойдёт.
— Дядька! Да ты не ругайся! — жалобно вставил я прерывая гневную тираду обличённого властью над складами козлобородого, — Не вор я! Я работать пришёл! К купчине одному — тятя, говорил, он лабаз тут держит и меня всяк-непременно примет. Тятя меня и направил, и благословил! Я как на этот… вокзвель приехал, так сразу ж суды!
— «Суды»! — зло передразнил меня мужик. — Ты как на территорию попал «работник»!
— Тык эта-а-а, — протянул я, подражая посадским недорослям невезучей судьбой, попадавшим в мою родную Нахаловку, а так же той наивности, которую демонстрировала Алёнка при нашей первой встрече. — Прошёл. А чё? Тятя говаривал попервой в хату небольшую зайти. Там мол — главный сидит, он всё скажет. Ну, дык я зашёл, а тама пуста. Я и пошёл купчину искать!
— У!!! Гришка… — дальнейший набор красочных ругательств явно касался встреченного мною клерка, помощника распорядителя, оказавшегося пьянице, гулякой, лоботрясом, разгильдяем и вообще дурной личностью, которая сбежала в трактир и забыла закрыть подотчётное помещение. — И что? Охрана тебя вот так пропустила?
— Тык — а чё меня не пущать та? — вполне натурально удивился я. — Я ж чай не вор какой, роботать пришёл. Мне бы только купчину найти!
— Как зовут, — зло рыкнул мужик на скулах которого проступили едва видимые в неверном свете красные пятна, а глаза так натурально метали молнии.
— Дык эта-а-а… Никакий Похабыч мы! — гордо брякнул я первое, что пришло в голову, потому как к своему стыду, эту важную часть легенды, банально забыл придумать. — Из Колымок! Знашь дядя кака у нас по осени клюква…
— Плевать я хотел на то, как тебя зовут и какая там у тебя клюква, дубина ты стоеросовая, заорал уже на всю улицу. — Купца твоего как зовут!
— А-а-а… Э-э-э, — протянул я, вроде как, мучительно шевеля мозговыми извилинами, а затем состроил умилительно глупое выражение лица и полез в о внутренний карман откуда извлёк многократно сложенный грязный потёртый листок и ткнул им чуть ли не в длинный нос козлобородого. — Ота!
— Что это? — презрительно скривил губы мужик, брезгливо, двумя пальцами взяв бумажку.