— У Ефима семья. Старуха мать на руках, жена с осени белым поветрием больная и шестеро детишек, — буквально прошипел распорядитель, зло посмотрев на Семёна через блестнувшие в свете фонаря очки. — Они по миру пойдут, а я грех на себя в восемь лишних душ брать не желаю! Да и работник он хороший покуда трезвый. В машинерии смыслит.
— Тогда Поэта, — крякнул бригадир. — Он всё равно бесполезен, только ради жалости и взяли. А в последнее время и вовсе повадился народ правашскими речами баламутить.
— Видимо так и придётся сделать. Иначе сам знаешь, не выделишь кого, так гариковские уроды прямо на улице рабочих хватать начнут. И не одного, а пятерых как в прошлый раз, — тяжело вздохнул козлобородый. — Ты Семён, проследи, чтобы Поэта послезавтра в дневную смену поставили…
Признаться честно, слушая краем уха этот разговор, я честно говоря, не мог не проникнуться некоторым уважением к местному распорядителю, не только знающему чем и как живут его сотрудники, но и явно готовому защищать даже не самых лучших из них, но зато — своих. Пусть даже тема, кого из рабочих следует «отдать» некому Гарику в качестве дани, была ну очень паскудная.
Однако, не похоже, что у него вообще был выбор, отдавать или нет своих людей. Если я правильно понял слова про «клетку» и «живое мясо», то, скорее всего речь шла о нелегальных гладиаторских боях со смертельным исходом. А это, не только сражения между бойцами, но и такие развлечения, как травля людей на потеху публике, тайно отловленными и провезёнными на территорию Полиса чудовищами.
А подобные подпольные коллизеумы, это уже не уровень обычных банд со Дна Москвы. Их держит реальный полисный криминал, связанный с большими деньгами, под которым собственно и ходит вся эта шушера, вроде местечковых паханов типа таганского «Апельсинчика» или знаменитого своей жестокостью «Косовара», со всеми их многочисленными бандами. Примерно так же как молодёжные группировки вроде той, что организовалась в моём приюте, счастливо шестерили уже под этими районными авторитетами.
Именно эти, «серьёзные люди», держали в своих руках тот самый Чёрный рынок полиса, с которым работал знакомый мне идиш. Более того, пусть про чародейские кланы и гильдии трудно что-либо сказать, всё таки это практически другой мир, но про связи настоящего криминала с многими сильными наёмничьими Ассоциациями особо и не скрывали. Последние — официально действовали в правовом поле Полиса и придраться к ним было невозможно.
Однако нужно было понимать как специфику этой профессии, словно бы специально созданной как легальная версия организованной преступности в качестве этаких мини армий. Так и особенности людей выбравших стезю наёмника, например менталитет этой братии, готовой браться за всё что угодно и совершать любую жестокость, даже самые паскудные с моральной точки зрения поступки. Ровно до тех пор, покуда они уверены, что их Ассоциация прикрывает эти действия контрактами, отказами и переложением ответственности, а также, прочими юридическими хитростями, позволяющими им оставаться честными гражданами Полиса.
Даже моего родного отца, которого я безмерно любил и уважал, с возрастом я перестал видеть безупречным обитателем Ирия. Осознав за пару лет жизни на Дне, что, чтобы прокормить семью он вполне возможно творил как наёмник такое, что я никогда бы не одобрил и о чём мне лучше не знать!
— В общем, Никодим — ты принят! — сообщил мне козлобородый, отвлекшись наконец от тяжёлых мыслей.
— Никакий я, — поправил я его. — Похабыч. Из Колыок мы, там…
— Ага, клюква у вас, — кивнул распорядитель, закатив глаза к далёкому перекрытию третьего уровня. — Знаю…
— Тык не уж-то бывали?! — радостно восхитился я и сразу же подумал, что скорее всего переигрываю.
— Нет, Никакий, но уже мечтаю, — тяжело вздохнул козлобородый. — Оклад, тридцать копеек в рабочий день за летнюю шестнадцати и зимнюю двенадцатичасовую смену. Рубль восемьдесят в шестидневку, семь двадцать — за месяц. Седьмой день недели — плавающий выходной в зависимости от общего графика бригады. При выходе в выходной — надбавка пять копеек. Ты у нас приезжий, так что поселиться можешь либо в какой ночлежке, либо в нашем общежитии. Это под нами на первом ярусе. За койкоместо будет вычет в пять копеек на сутки. Ещё за десять — двухразовое горячее питание здесь в нашей столовой. Ну что — согласен? Подумать время, прости, дать не могу…
«Если память мне не изменяет, процентов на сорок жук оплату от стандартной порезал!» — мысленно хмыкнул я, а в голос ответил.
— Тык согласен я! — состроил я счастливую морду лица. — Шо тут мозговать-то. Дядь, благодетель ты мой!
— Вот и ладно. Только зови меня, Антон Кузьмич, — поморщился он. — Можно ещё «ваше благородие» или «господин начальник».
— Хорошо дядь! — с серьёзным видом кивнул я тёске, а Семён загоготал в голос, в то время как распорядитель состроил такую мину, словно бы кусанул разом с половину лимона.