Осколки клана. Том 2

«Это была бы отличная зацепка по вопросу наведения ложных воспоминаний, если бы не его силы, – вздохнув, подумала Ольга Васильевна подперев подбородок кулаком и пока не желая озвучивать мысли вслух. – Я как минимум не знаю ни одного способа сокрытия своей энергосистемы, способного обмануть чувствительное ядро. Диагностическое заклинание – легко! Даже не напрягаясь! Но вот живое ядро! А слабосилок… такому ни талант, ни даже принадлежность к „правильному“ клану не позволят переломить естественную сопротивляемость человеческого сознания. Даже простеца! Жаль, а я уж думала, что нашла гада!»

– Хорошо, – произнесла, наконец, учёная. – Перейдём к Антону.

– Молодой господин довольно сильно удивился моим вопросам, – помявшись, признала Клара и почему-то хлюпнула носом. – И очень интересовался, с чего это я вдруг. Ну… в общем, мне не удалось просто разговорить его, вызвав на откровения. Поэтому я спросила прямо… и он мне ответил. Хоть, повторюсь, и был удивлён.

– Это приемлемо, – кивнула Ольга, втайне гордясь сыном, потому как знала, что эта девочка, если задастся такой целью, может уболтать даже её.

– В двух словах, он знает или слышал как минимум о пяти коробейниках только на Таганке, которые откликаются на кличку Скоморошка, – смущённо улыбнулась Клара. – Это, оказывается… для них не совсем имя собственное. У посадских простецов есть такой ярморочный персонаж, которого зовут Скоморох, скоморошинкой называют его деревянную или глиняную свистульку. А скоморошкой или скоморошей в Москве на нижних уровнях называют коробейников, которые торгуют не полезной галантереей, а этими самыми свистульками, мелкими самодельными детскими игрушкам и леденцами. Как этакие доморощенные артисты, всегда готовы скаламбурить, а, привлекая покупателей, разговаривают частушками и корявыми виршами. Если же у них что-нибудь купить, обязательно расскажут смешную шутку или споют песенку. К тому же среди этого контингента встречаются люди с определёнными отклонениями в развитии и проблемами с психикой. В основном дебильность, синдром Апа и разные шизофрении. Так что их считают блаженными и не обижают, а сами они порой просто не помнят своего имени, откликаясь на Скоморошка.

– М-м-м, познавательно. Не знала о таком, – пробормотала Ольга Васильевна. – Ну, то есть наши знакомые либо имели в виду кого-то конкретного из этой массы, либо, как и предполагали, ошиблись.

– Без чёткого описания выяснить точно не удастся, – пожала плечиками девушка. – На мой вопрос про харизму Антон фыркнул и сказал, что, по его мнению, ни один из этих шутов подобной штуковиной не обладал.

– Хорошо. А владелец забегаловок?

– Качарин? – Клара полистала свой блокнот. – Не думаю, что это совпадение, знакомая Антону забегаловка, принадлежащая этой семье, а точнее, трактир, расположена на ярусе рядом с платформенной «крысиной норой», которой пользовались ребята из приюта, чтобы проникать на более цивильный уровень. В основном для мелкого воровства, однако молодой господин выделился и здесь. Как вы, наверное, знаете, в его приюте основной ходовой валютой были не деньги, а прессованный сахар. Рафинад. Которым господин Бажов, один из очень немногих, ворочал коробками, в то время как для многих заполучить кусочек уже было радостью. Его же прекрасно принимали и в городе на обмен. Правда, если кусочки не были уже замусоленными, добиться чего детишкам удавалось не так уж и часто…

Отец девушки и Ольга Васильевна заухмылялись, понимая, что такое маленький ребёнок, в руках которого есть такая вкусная штуковинка, и как тяжело ему расстаться с ней, даже не лизнув. Это для богатых сахар не был дефицитом. Четвертый-пятый уровни пестрели кофейнями, пломбирными, пироженными, блинными, пирожковыми и прочими заведениями, где продавались столь неполезные для зубов и фигуры вкусняшки, обойтись без которых не могла ни одна юная барышня.

Но со слов всё того же Антона, присутствующие прекрасно знали, что уже на третьем уровне среди благополучных горожан грубый серый рафинад если и не был ценностью, то как минимум являлся необязательным продуктом и уж точно не расходовался направо и налево. Ниже дела обстояли куда хуже, в то время как людей там жило значительно больше.

Тот интересный факт, что в приюте на самом дне появилась именно такая ценная в этом месте валюта, обуславливался на самом деле очень невесёлым, но вместе с тем, к сожалению, жизненным фактором. Наличием детей, а также бандитов, которым эти дети нужны были для своих дел чуть ли не в шаговой доступности. Антон обычно буквально рычал, когда рассказывал о том, как планомерно с молчаливого согласия руководства учреждения малолетних воспитанниц вовлекали в проституцию. Им тоже, как и другим, платили сахаром, и только самые старшие получали немного реальных денег, которых хватало разве что на заколочку у того же коробейника. И всё только для того, чтобы для следующего клиента выглядеть немного красивее.