Осколки: коготь Зверя (СИ)

— Разумеется, — процедила я.

Элина попыталась дотронуться до моего плеча. Я отшатнулась и посмотрела на нее своим самым грозным взглядом.

— Рири, все это очень странно! — продолжала она капать мне на мозги. — Твой заряд и магия… Возможно, произошла ошибка…

Я выпустила воздух через зубы, проглотила слезы и прошептала:

— Почему ты тогда ничего не сказала им? Ты стояла и смотрела, как меня мешают с грязью!

Элла сделала шаг назад, осторожно поднимая ладони вверх:

— Да, возможно, так все и выглядело со стороны. Я и правда несколько растерялась, но пойми, тогда лучшей позицией было выжидание и…

— Ты что, меня боишься? — вдруг дошло до меня. — Думаешь, я сейчас разозлюсь и порву тебя на куски, как того монстра?

— Ну что ты! — бросилась оправдываться та. — Вовсе нет…

— Неужели?! — рявкнула я, сделав резкий прыжок в ее сторону.

Она отпрянула назад, закрыв себя руками и засияв, как гребаная рождественская елка.

Я издала смешок и взяла ручку чемодана со словами:

— Так и думала. А теперь мне пора идти прощаться с родителями, которым нельзя будет меня навещать. Как же мило, что в лицо мне этого никто не сказал.

Запахнув плащ и еще раз проглотив слезы, свыкшаяся со вкусом горечи во рту, я быстрым шагом покинула свой маленький уютный мирок.

***

— Малыш, неужели все, что говорят эти люди — правда? — бросилась ко мне мама. — Что за печать Зла?

Я пообещала себе держать лицо перед родителями и не срываться в истерику, чтобы никому из нас не делать больно. Но красные заплаканные глаза мамы и отчаянный, полный ужаса, взгляд папы окончательно выбили меня из колеи.

— Не знаю… — прошептала я сквозь слезы. — Ничего не понимаю!

Папа обнял нас обеих и заговорил тем самым твердым и уверенным тоном, каким всегда успокаивал меня или ее, когда дела шли плохо:

— Я возьму номер телефона директрисы этого, прости Господи, пансиона и не слезу с нее, пока она не заверит нас с мамой, что с тобой все хорошо.

— Связь между измерениями работает абы как, — вмешался капитан Горн, — возьмите мой номер, я улучшил свою панель, клянусь всегда быть на связи.

Как я потом узнала, он был старше меня на четыре года, но держался так степенно и уверенно, что у меня и в мыслях не было называть его просто по имени. Он тоже мало что сказал во время этой чертовой регистрации, но успокаивал меня как мог и пытался хоть немного облегчить мое положение. А еще Капитан совершенно искренне, без тупого показушничества попытался осадить того…

Придурка.

О, невидимые читатели, запомните это лицо. Оно еще не раз появится на страницах этого дневника. Здоровая ли это фигня, что я вижу его, каждый раз, когда закрываю глаза?

Лучше об этом не думать.

Исполинского роста. Худой как палка, но удивительно рельефный для своего телосложения. Белый как снег: кожа, волосы, даже губы словно обескровлены. Только лишь темно-синие глаза горят как газовое пламя.

Черт, даже его имя отпечаталось в моей памяти как клеймо.

Алан.

Мое имя он запомнил не с первого раза.

Все время нашего разговора с Капитаном, он стоял поодаль вместе с другим парнем, который напичкал меня долбаными седативами. Тот был ростом пониже и крепче, светло-русый и серыми глазами, все время бросал на меня взгляды, словно пытался найти на мне опознавательный знак «Не влезай - убьет». А Придурок меня не замечал. Смотрел словно сквозь пустое место.

Поверьте, его поведение в тот вечер было лишь вершиной айсберга из всей истории нашего… Знакомства.

Возможно, вас интересует, почему я не описала моего благодетеля на тот вечер. Просто дело в том, что память о нем омрачена весьма прискорбными обстоятельствами.

А конкретно — кровью.

Простите за спойлеры.

— Я передам все ваши требования госпоже Клариссе, — твердил Капитан одно и то же, делая пометки в чем-то, напоминающем планшет. — Буду отвечать за вашу дочку головой.

— Уж постарайтесь, молодой человек, — гремел над ним папа.

— Мы надеемся на вас, Адам, — вторила ему мама, — если с нашей малышкой что-то случится, вы будете в ответе за это. Я буду приходить к вам по ночам до самой вашей смерти, если с ней что-то случится. Рири… Вы не понимаете, кто она для нас. Не сможете.

— Я понимаю боль родителя, которого разлучают с ребенком, мэм, — тихо пробормотал Адам.

Мама посмотрела на него и всхлипнула: