Читаем Осколки льда полностью

… существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи.

Они придут. Они всегда возвращаются…

Сдохните.

Моё существование – наркотический кошмар, изношенная лента диафильма.

Мозг должен отдыхать не менее десяти часов.

Так говорит доктор.

Ты серьёзно болен.

Так утверждает доктор.

Мы тебе поможем.

Так лжёт доктор.

………………………………………………………………

ОНИ ВЕРНУТСЯ ЗА НАСЛАЖДЕНИЕМ. Садизм, умение превращать боль в искусство – сильнейший наркотик. С годами власть над дефективными параноиками, апатичными жертвами психоза и диссоциативных расстройств приедается. Беспомощность потворствует чувствовать себя высшим существом, но даже богам бывает скучно.

Я конвульсирую, исхожу пеной. Прикусываю язык до мяса, харкаю кровью в санитаров, визжу. Шокер целует сонную артерию. Энергия в чистом виде, десять киловольт непреднамеренного оргазма, дарят паралич и рефлекторный шок. Прямая кишка расслабляется. Мочусь под себя, мараю пелёнки «жидким».

Обмякшее тело вяжут жгутами. Пояса блокируют ключицу и кисти. Медсестра неспешно «отгрызает» ампулу и наполняет шприц. Игла, рыскающая в поисках вены, возвращает в реальность. Боль – мой проводник в этот мир. Молю, ошибись! Пусти пузырёк воздуха гулять по вене, даруй смерть и забвение!

Вещество наполняет капиллярную сеть и блокирует спинной мозг. Потеют и мгновенно остывают подмышки. Удары сердца – эхо в полой грудной клетке. Слюна едва увлажняет запёкшиеся губы. Жуткий зуд в мошонке, слёзных железах и на кончиках пальцев, счищенные о матрас когти. Череп сморщивается, словно воздушный шарик на холоде. А позже… разбухшие минуты тишины… Температура, хладнокровная ящерка, ползёт вниз по ртутному стержню.

Я для вас лабораторная крыса? Она тоже считает секунды опытов?

Ты привыкнешь.

Ты лжёшь, доктор. Ты, сука, всегда лжёшь!

***

здвСтвуй дАрагаЯ МАМА у миня вСе харошо нО очинь очин сильно хочу кушать

пишу тиБе пеВрый раз нО чесно чесно думаю о тиБе каЖдый дЕнъ мне ужЕ 6 лет и лиНа ГавОрит у миня сиГодня дЕн роджения

анА принисла мнЕ малеький Торт с свекчами чтоБ я зАгаЛал жилание Я ни знаю што такое ЖИЛАНИЕ но она скАзаЛа што это То чиго я хачу боЛьшъе всиго. я загадал штоб ты пРишла на моё деНь рожДения Я лажусь спаТь НО кАгда ты пРидёш раЗбуДи Миня я аставил тибе Кусочик торта он очинь вквуснЫЙ

***

Это случилось несколько лет назад, осенью.

НЕНАВИЖУ осень: смрад гниющих листьев. Рвотные сгустки пресыщенных туч, клочков грязной ваты. Туманы-миазмы отравленных болот.

НЕНАВИЖУ дожди. Цунами, сморщившие труп города. Сырой прелый воздух, сквозняками гуляющий в переулках…

ПРОКЛИНАЮ апатию: коррозию, обгладывающую душу.

ПРОКЛИНАЮ себя, что позволила ЭТОМУ случиться. Осенью, несколько долгих лет назад.

Я была молода, глупа, наивна. Закрой глаза на секунду, вспомни: тебе семнадцать. Единственная подруга пока не увела любимого, и слово «месть» – режущий набор букв. Над беспомощным после мартини телом ещё не надругался озабоченный сокурсник. Не случился первый аборт. Ты чиста и девственна. Линзы ссохлись, крошатся, но розовые осколки не кромсают радужку глаз. Ты не плачешь кровавыми слезами. Ты вообще не плачешь, потому что веришь: сказка и любовь рядом.

Моя новелла началась в минуту, когда, пошатываясь от дрожи в коленях, я переступила порог психиатрической больницы, первой в жизни работы. Тошнило, наворачивались слёзы. Заковалась в кандалы, волокла крест по дорожке из гравия к главным воротам. Приговор исполнился.

Дом скорби… Трёхэтажный бастион из красного кирпича в прошлом тюрьма. Забор ощетинился колючей проволокой, скрыл Кащенку от посторонних тоннами бетона. Окна, мутные глаза твердыни, следят сквозь ржавые решётки, видят насквозь гниль. Облачённые в камуфляж мужчины с непроницаемыми лицами несут «выпрошенный» крест – дозор. Сухая трава и голые побеги ивы опутали палисадники. Среди чёрно-белых текстур блестит купол храма. Отражает инвалидные лучи света, просачивающегося сквозь тучи. На алтаре круглосуточно плавится воск за спасение душ больных. Но дымок ладана не перебьёт запах крови, а молитва не Tide, не отстирает пятна души.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне