— Доска на фасаде, — потыкал пальцем профессор в сторону выхода. — Она черная, и на ней появились знаки. Верный признак, смею вас заверить. Мне это еще тогда, в шестидесятых, объяснил ваш коллега, который вел следствие. Он так и сказал: «Часы разбудили, идиоты». А Соловьева, я это точно знаю, последние полгода только этой легендой и бредила. Девочка упорная, сообразительная, на красный диплом идет, вот, выходит, и нашла ответ на свой вопрос.
— А тот коллега, что в давние времена с вами общался, тогда пропавшего нашел? — перехватила инициативу Женька. — Или нет?
— Он нашел, — кивнул преподаватель. — А вот тот, что искал другого пропавшего, через двадцать лет, — нет. Только сразу скажу — я ничего не видел, потому ничего не знаю. Отец всегда учил меня, что не стоит лезть туда, куда не стоит лезть. По этой причине он смог провести тридцатые годы на свободе, а я вот до седых волос дожил.
— Позиция похвальная, но удаляющая нас от истины, — вздохнул я. — Ладно, Мезенцева, пошли побродим по коридорам, поищем эту Снегурочку.
— Почему Снегурочку? — удивилась девушка.
— Так Новый Год на носу, — объяснил ей я. — А кого всегда похищают накануне праздника? Снегурочку. Так что все по канону. Вот такой рояль в кустах!
Мезенцева явно была растеряна и не знала, что делать. Она помоталась по этажам, позаглядывала в аудитории, где вольный студенческий люд обсуждал невероятно животрепещущие темы вроде: «„Лысый“ гад, на зачете всех валит, опять до лета пересдавать будем», «А я тебе говорю, десять пузырей мало» и «Ленку брать с собой не надо, она опять нажрется и все испортит». Эти разговоры будили ностальгию о собственной юности, но к разгадке нас не приблизили. Точнее — Женьку не приблизили, поскольку я уже знал, что следует сделать. Но не спешил радовать мою спутницу, получая удовольствие от созерцания приятной моему сердцу картины. Честно — лучшего подарка на Новый Год я себе пожелать не мог. Всегда самоуверенная Мезенцева, впадающая на моих глазах в отчаяние, — это ли не праздник? Ей-ей, я бы даже на телефон это снял, если бы не опасался, что он тут же будет растоптан ее ножкой 37 размера, обутой в «эторовский» сапожок.
— Не знаю, — наконец призналась она мне, присаживаясь на лестничную ступеньку. — Все, идеи кончились. Саш, что делать? Ровнину позвонить? Или Пал Палычу? Может, они в Сокольниках уже закончили, и сюда подъедут? Время-то идет, вон темно уже за окнами.
— Дело к ночи, — согласился с ней я. — Боюсь, провалила ты дело, Евгения. Провалила. Э-э-эх…
— Гад ты, Саша Смолин, — немедленно вызверилась на меня Женька. — Я с ним как с человеком, а он!
— Если бы ты всегда со мной как с человеком общалась, то, может, сейчас и не паниковала бы, — назидательно произнес я.
— Чего? — девушка привстала. — Я правильно поняла? Ты знаешь что-то?
— Пока нет, — пожал плечами я. — Но в курсе, как узнать.
— Давно? — в голосе Мезенцевой внезапно появилось столько любви и ласки.
— С самого начала. Просто ты не спрашивала, а мне и ни к чему.
И снова — хорошо. Женьке очень, очень хотелось сказать мне какую-то гадость или даже ударить, — а нельзя. Я ей нужен. Без меня — никак.
На самом деле, если бы она включила мозги и вспомнила о том, кто я, а после сложила один и один, то можно было избежать всей этой беготни.
Второго пропавшего не нашли, стало быть, тело еще в здании, никуда оно деться отсюда не могло. При условии, разумеется, что он сгинул именно благодаря загадочным часам. Если тело здесь, а смерть была внезапной, да еще связана с магическим предметом, то и душа тут же ошивается. Почти наверняка.
И уж она-то точно знает, где здесь что. А раз знает, то мне все покажет, никуда не денется. Не мытьем, так катаньем правду я из нее вышибу.
Так и вышло. Пусть не сразу, но давно почивший студент все же пожаловал на мой зов и, после недолгого торга, в обмен на свободу согласился показать нам, где находится та самая спрятанная дверь, ведущая в, прости Господи, тайную комнату. Кстати — повезло местным студиозусам, что девчонка куда-то запропастилась и меня черти принесли ее искать. Душа этого бедолаги находилась практически на грани срыва, еще годков пять-десять, и в институте началась бы череда таинственных смертей. Точно говорю.
Мы поднялись на самый верхний этаж, где после лазали по каким-то техническим помещениям, в которых со времен установления Советской власти, похоже, ничего не менялось, перепачкались в побелке, пыли и паутине, и, наконец, пришли к массивному перекрытию. Три меня в обхвате, не меньше.
— Дальше мне хода нет, — прогнусил призрак. — Давай, выполняй обещание!
— Щас! — ответила за меня Женька. — Разбежался. А где ход? Или лаз? Куда дальше?
— Рычаг, — показал призрак в угол. — Вон там, около стыка. Давай уже, отпускай! Так тут надоело…
Да, сами мы данное приспособление точно не нашли бы. В тот угол, судя по отсутствию покраски, даже ремонтники не лазали. Да и какой смысл менять добротную кирпичную кладку? Она триста лет простояла, и столько же простоит.