Осколки легенд. Том 1

Подобные нюансы не слишком веселили принца-Мизинчика, но душу согревал тот факт, что хоть кто-то находит что-то хорошее в его уродстве.

Так он и прожил четырнадцать лет – пусть невесело, но хоть под крышей. А в день пятнадцатилетия случилась неприятность.

Если быть более точным – она произошла с его отцом, королем Теодором. Выпивка, жирная еда и сомнительные удовольствия сделали свое дело – он собрался покинуть эту бренную землю, что вызвало немалый подъем духа у его сыновей.

– Папаша отходит! – азартно рассказывал остальным Роланд, третий по счету сын, сверкая при этом глазами. – А завещания-то нет! Так что вопрос престолонаследия открытым остается.

– Чего это открытым? – возмутился Эммерих, первенец Теодора. – Старший сын все наследует! И точка!

– Старший сын, если будет много говорить, то получит штук пять ножей под ребра, – деловито сообщил Эммериху Фальк, седьмой по счету принц. – Правда, братва?

И братья загомонили, подтверждая, что, мол, да, так оно и есть. Прирежем – и не пикнешь. И кто там потом считать будет – двенадцать нас было или одиннадцать?

Вот тут-то про Мизинчика и вспомнили.

– А ведь он тоже вроде как наследник, – задумчиво посмотрел на братьев Фальк. – Нет, к дележке земель мы его не допустим, но вот мировое сообщество… Начнутся пересуды, то-сё – мол, у них все как у Макбетов, или и того хуже… Оно нам надо?

– Да клал я на это мировое сообщество, – сплюнул Ательстан, десятый сын. Он был тугодум и обжора. – С прибором.

– Ты на него – да, – вкрадчиво сообщил Фальк. – А оно на тебя? Нет, братва, тут надо тоньше сработать. И непременно до того, как папаша перекинется, во избежание кривотолков.

Сами принцы решили не мараться с братоубийством – больно примета поганая, и наняли для этой цели бывшего кравчего короля, который к тому моменту окончательно спился, потерял человеческий облик и проживал под кухонной лестницей.

Дав ему бутылку старого тивианского и пообещав еще три после выполнения задания, братья стали ожидать того момента, когда им можно будет начать метаться по замку с воплями: «Мизинчик! Где же ты, где?».

И все бы ничего, но здесь они допустили серьезный просчет, даже два. Во-первых, не следовало кравчему давать вино до того, как он убьет принца, это было крайне неблагоразумно. Во-вторых, они не знали, что кравчий никогда не пьет один, поскольку не умеет он этого делать. Сначала ему жизненно необходимо было кому-то другому налить вина в чашу. Это было профессиональное требование организма, что тут поделаешь.

И кравчий пустился на поиски собутыльника, которым на этот раз оказался палач – он первый попался по дороге.

– Употребим? – показал кравчий пыльную бутылку работнику топора. – За помин души?

– Да тьфу на тебя! – сплюнул палач и нехорошо глянул на кравчего. – Король не помер еще.

– Так я не про короля, – хмыкнул кравчий, копаясь в карманах и пытаясь найти какую-никакую закуску. – Я про принца. Ну того, который от горшка два вершка. Вот мы сейчас бахнем, а потом я пойду к нему. На одну ладонь его положу, а другой – прихлопну. Как комара!

Палач был человеком добродушным, всегда жалел двенадцатого принца и даже периодически гонял придворных, которые слишком уж забывались, изощряясь в остроумии над малышом.

– Не очень хорошее дело ты задумал, – проворчал он. – Он ведь тебе ничего плохого не сделал?

– Не сделал, – подтвердил кравчий, умелым ударом выбивая пробку из горлышка бутылки. – Но мне за него еще вина дадут. Вино мне пригодится, а принц – нет.

– Тут согласен, – не стал с ним спорить палач. – Своя рубашка ближе к телу. Но вот так-то – зачем? Вон в окно его выкинь, в реку, что под его комнатой протекает. А там как его удача распорядится. Утонет – так утонет, а если нет – значит, не ссудили боги ему смерти. Не будь ты совсем-то скотиной?

Что принц в любом случае обречен, палач не сомневался. Если не этот ханыга его придушит – значит, какой другой. А так… Хоть какой-то шанс на жизнь, пусть мизерный – но шанс. Нет, можно было бы вывести его из дворца, но это слишком рискованно. Малого жалко – но себя жальче.

Самое занятное, что именно этим своим решением палач и спас жизнь маленькому принцу. Он действительно выжил.

Когда пошатывающийся кравчий с беззубой улыбкой ввалился в каморку Мизинчика, тот сразу понял, что к чему.

– Вашество, – прохрипел пьяный придворный и смачно рыгнул. – Умирать, стало быть, подано. Сейчас будем учиться летать.

И захлопал в ладоши, негодяй эдакий, загоняя его в угол, как куренка. Да еще и напевал при этом на какой-то мерзкий мотив: «Мизинчик, Мизинчик, давай полетаем!».

Принц глубоко вздохнул, прощаясь с не самой лучшей, но все-таки такой прекрасной жизнью, ловко вскарабкался на подоконник и, задержав дыхание, сиганул вниз. Уж лучше сам, чем вот такое чучело им распорядится. А так – жил своим умом и ушел своей волей.

Вода приняла его тело, негромко плеснув, и секундой позже вытолкнула наверх.

– Я жив?! – поразился принц, осознал, что держится на воде, и передумал умирать.