– Летом накануне старших классов, – не колеблясь, ответил он. – А ты тогда пошла в седьмой класс. Я это хорошо запомнил, потому что той осенью как раз признался всем, что я гей. А ты вела себя очень странно, но у меня голова была занята другим.
– А что именно она тебе сказала?
– Она сказала… что вы с Билли поссорились, и я не должен лезть в ваши дела и дразнить тебя из-за этого. Я думал, это он виноват. Но потом заметил, как он по тебе сохнет, и тогда уж стало ясно, что расстаться была твоя идея.
– Но ты ничего не сказал.
– Говорю же, мне своих проблем хватало, – Хэнк выглядел виноватым.
– Она солгала, – выпалила я. – Я вообще ничего не помню. Ничего!
– Но… – Хэнк замолчал и поджал губы.
– Я сегодня виделась с Билли. Он сказал, что, когда мы были маленькими, я разбила ему сердце и заставила маму порвать с ним за меня. Что бы ни случилось, виновата она.
– Хочешь сказать, она заставила тебя
– Ой, брось, Хэнк, – сказала я. – Мы оба знаем, что она умеет… всякое.
Я думала, он станет со мной спорить, но он не стал.
– Да, – тихо ответил он.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
– А папа? – спросила я. – Что ему известно?
– Айви, прекрати, – Хэнк плюхнулся на кровать и закрыл лицо руками. – Три часа ночи – не самое подходящее время, чтобы пытаться во всем разобраться. А еще мы с Джедой сегодня наелись грибов, и я правда не могу больше это обсуждать. Тебе надо поговорить с мамой. И с Билли.
– Да, вот только мама от нас прячется, а Билли теперь меня ненавидит.
– Да Билли с семи лет по уши в тебя влюблен, – пробормотал Хэнк и накрыл лицо подушкой. – А мама тоже рано или поздно домой вернется.
– Как это – влюблен?
Хэнк сдвинул подушку.
– Если дашь поспать, обещаю, мы вместе с ней поговорим. Ладно? Не обещаю, что говорить буду я, но могу присутствовать при вашем разговоре. Буду твоим наперсником. Но сейчас, прошу, дай поспать.
Я оставила его в покое. Пошла в ванную и стала смотреть на свое отражение, словно ожидала разглядеть, что происходит в моей голове, увидеть следы того, что осталось после маминого вмешательства в мою память.
Потом я вспомнила, как стояла у дома тети и отчетливо ощущала, что за мной следят; как читала сообщения от тети Фи, которые пришли сразу после того, как я позвонила ей в дверь. Что если они были в доме? Что если они прятались там, пытались разобраться с загадочной «проблемой», начавшейся с первого мертвого кролика? Папа остался ночевать в городе, а значит, его машина стояла у железнодорожной станции меньше чем в миле от нашего дома. В бардачке у него всегда лежали запасные ключи и ключ от тетиного дома. Если она не откроет дверь в этот раз, войду сама.
Я вышла на улицу и не увидела машину Билли перед домом. Видимо, ему, как и мне, не спалось.
Глава семнадцатая
Город
Тогда
Шэрон повесила на дверь табличку «Закрыто» и отвела нас в подсобку. Вдоль одной стены высились коробки, вдоль другой тянулись книжные полки. Тут была электрическая плитка и чайник, а на белой оштукатуренной стене висел постер фильма «Пропащие ребята». Рядом я заметила облезлую пробковую доску с открытками, флаерами и всякой всячиной[11]
– высушенными цветочками, кусочками нити, отрезанной косичкой, такой блестящей, что она вряд ли была настоящей.В центре комнаты стоял облезлый пластиковый стол мятного цвета. Рядом два стула, и на одном из них сидела девушка в футболке с Микки-Маусом, японка или китаянка. Она смотрела на Шэрон голодными глазами. На столе перед ней лежала деревянная линейка и кусок веревки с узлами. Увидев, что я смотрю, она быстро спрятала эти предметы себе на колени.
– Кто это? – требовательно спросила она. По акценту я узнала в ней жительницу южного Чикаго.
Шэрон коротко ей улыбнулась.
– Милая моя Джейн. Познакомься, это Марион и ее подруги. – Знать наши имена, полагаю, было необязательно. – Детка, сбегай за сэндвичами? Четыре с индейкой.
– Я не голодна, – бесцветным голосом произнесла Марион.
– Точно. Ты же постишься. Тогда три.
Джейн угрюмо посмотрела на нее.
– Я тоже есть хочу.
Шэрон сжала ее плечо, по-матерински ласково поцеловала в щеку.
– Три сэндвича, ладно?
Не глядя на нее, Джейн убрала линейку и веревку в малиновый рюкзак. А я вспомнила, что скоро нам предстояло вернуться в школу, где нас будут окружать девочки ее возраста.
Шэрон достала из мини-холодильника заветренную зелень и положила прямо в электрочайник. Вскоре в комнате запахло кориандровым отваром. Когда она протянула мне чашку, я заметила на среднем пальце ее правой руки, рядом с татуированным кольцом и ободком из серебра с топазом, колечко, сплетенное из светлых волос.
– Это траурное кольцо, – сказала она, поймав мой взгляд. – Я срезала прядь с головы сводного брата, когда тот лежал в гробу. Подростком я жила в коммуне в Аризоне. Он спас меня, когда остальным было на меня плевать.