— Я знала, что ты придешь, потому что видела сон, — сказала она. Слова колокольным звоном отдались в голове, заставив видение выплыть наружу, и девчонка превратилась в Джейн, одетую в накидку из длинных зеленых перьев и в маске из нефрита. Арчи почувствовал тяжесть ножа в ладони и приглушенное биение ее сердца под гладкой кожей.
— Джейн, — сказал он.
Бродяжка перестала чесаться и в полном изумлении уставилась на него; фальшивый свет капал с ее подбородка и ложился тенями возле глаз.
— Ой, папа, — выговорила она, вставая, и нежно взяла его за рукав. От этого прикосновения колокольный звон прекратился, и сам воздух между ними словно разорвался в клочья. Сияющий фальшивый свет весь вытек, и вернулось ее лицо — обезображенное шрамами и выражающее недоверчивое удивление. Арчи вскрикнул и отпрянул от нее, столкнувшись с кем-то. «Смотри куда идешь», — заворчала женщина, отталкивая его.
Стало быть, это безумие.
— Я знаю, это чувство вины, — сказал он девчонке, приходя в себя. — Я свихнулся от этого. Извини, но я такой же сумасшедший, как и ты.
— Но тебе ведь приснился сон, — настаивала она. — Папа, тебе приснился тот самый сон…
Ее голос задрожал, и Арчи отвернулся и пошел, пошатываясь, в ясном свете полудня.
Когда церковные колокола пробили полдень, Райли Стин стоял возле окна своего кабинета, прикрывая правый глаз книгой Бернала Диаса. Позади него муравьи ползали по книжным полкам в поисках источника запаха спелости, наполнившего воздух.
Стин увидел, как тень орла пересекает солнце. Час подходящий: Ометеотль ослеплен фальшивым солнцем. Стин открыл Дымящееся зеркало, прислонив обсидиановую крышку к столу так, чтобы на нее падало солнце. Зеркало стояло на толстой подставке, вырезанной из цельного куска мутно-зеленого нефрита; квадратную подставку со всех сторон украшали иероглифы, каждый из которых покрывали муравьи. Несколько муравьев осталось ползать по крышке, собравшись в группу поверх нацарапанного узора из полумесяца внутри сияющего солнца. Стин потревожил их ряды, подхватив четырех муравьев щипчиками и сжав их в кулаке. Он четыре раза провел кулаком по оббитому краю чаши, наблюдая за своим отражением в неподвижной серебристой поверхности. Призвать дух из Миктлана, Страны бесплотных — дело нелегкое, однако другого выхода, чтобы получить нужную информацию, он не видел.
— Люпита, — произнес Стин и уронил муравья в ртуть. Муравей без всплеска утонул.
Стин повторил процедуру еще три раза. Роняя муравья в последний раз, он сказал:
— Люпита, я тот, кто послал тебя в Миктлан, и я призываю тебя сейчас.
Муравей упал в ртуть, всколыхнув поверхность единственной волной. Он не пошел ко дну, а вылез на обколотый край чаши, где Стин раздавил его пальцем, — и тут же в ртути появилась тень, словно поднимавшаяся с невероятной глубины.
— Широкая Шляпа, зачем ты позвал меня из моего путешествия? Обратно ведет долгая дорога, через пустыни и сквозь Кинжальный ветер, а у меня нет собаки, чтобы перевести меня через реку. — Голос Люпиты звучал тихо, печально, в тоске по месту, из которого ее вырвали. Ее тень наполнила чашу, переливаясь через край подобно дыму.
— Люпита, почему Ометеотль следит за мной? Канинмачикуальтлан нитлапачоа?
— У богов свои планы, у людей — свои. — Тень негромко захихикала. — Он следит за тобой, потому что ему так хочется. Бесплотные сплетничают.
— Чакмооль сбежал от меня. Под пристальным взглядом Древнего бога я даже не осмеливаюсь искать чакмооля, чтобы его не уничтожили.
— Отима тойани, Широкая Шляпа. Ты бросился в воду и только теперь заметил, что не достаешь до дна.
— Притчами теперь не поможешь. Лучше научи меня плавать.
— Вот как. — Тень сгустилась у основания подставки, пытаясь принять какую-то форму. Люпита заговорила вновь: — Бесплотные смеются над тобой, Широкая Шляпа, и потрясают своими костями, потому что ты не умеешь думать. Однако ты еще можешь избежать ярости Древнего бога. Ин тлаулли микспа никмана — внемли свету, который я зажгу перед тобой.
— Я слушаю.
— Все зиждется на отце Нанауацина. От него зависит, куда повернет твоя жизнь и твои планы.
— Прескотт? — Стин покачал головой. — Да он же умер. Его кости гниют в пивоварне.
— Ицтлактли. Ты лжешь, хотя и сам об этом не знаешь; в пивоварне гниют твои планы. Прескотт жив, и если ты сам хочешь выжить, то не пытайся его найти.
Стин задумался над этим странным предупреждением, заставив себя не злиться на напортачившего Ройса. С наказаниями успеется. У него ведь в ту ночь было предчувствие, что Прескотт каким-то образом спутает его планы. Невозможно себе представить, чтобы отец Нанауацина случайно набрел на сцену в музее.
Однако в таком случае, логически рассуждая, Прескотта следует уничтожить, чтобы избежать помех в дальнейшем. Люпита чего-то недоговаривает.
Стин с усилием придал голосу смирение.
— Я не понимаю.
Она снова хихикнула.