Осколки памяти

Всю дорогу она крепко прижималась к спине Ника, безотчетно пытаясь запомнить это ощущение – чувствовать его так близко, обнимать его – на время своего отсутствия, и даже вскрикнула от досады, когда они подъехали к дому Вудов. Ей не хотелось размыкать объятий, слезать с мотоцикла и вообще отодвигаться от Ника дальше, чем на прикосновение руки.

Объяснения откладывались. За ужином Ник не дал ей начать неприятный разговор, умышленно или случайно переключая ее внимание на другой предмет всякий раз, когда она пыталась вернуться к теме поездки.

Потом они немного поговорили с мистером Вудом в гостиной и, к облегчению или к ужасу Кристины, наконец остались вдвоем.

Сидя в полной темноте, не считая света красного фонаря, они печатали фотографии. Ник сосредоточенно колдовал над увеличителем, ванночками с проявителем и фиксажем, а Кристина помогала ему, стараясь осторожно подхватывать пинцетом краешки мокрых липких прямоугольников и аккуратно укладывать их в глянцеватель.

Они работали молча. Каждый думал о своем, но Кристине казалось, что они думают об одном и том же. Сама она больше не заговаривала об отъезде в Миннеаполис, отчасти из-за того, что ей не хотелось приближать свое возвращение домой, где на нее будет победно поглядывать мать, отчасти потому, что ждала, чтобы Ник сам начал этот неприятный разговор, раз уж он столько раз ее одергивал.

Хотя с чего она решила, что разговор будет неприятным? Вчера по телефону Ник не сказал ничего такого, что могло бы послужить поводом для переживаний. Может, всему виной ее вечная мнительность и самоедство? Может, он не придает такого значения всей этой безумной затее с Миннеаполисом?

Допустим, но тогда откуда у него эти темные круги под глазами, ставшие в свете красного фонаря просто-таки зловещими? И это еще на фоне однотонной черной одежды…

Хотя не только болезненный вид Ника не давал Кристине покоя: в этот вечер он был особенно молчалив, не рассказывал ей о снимках, над которыми работал, не объяснял, как нужно правильно использовать проявитель и сколько держать фотографию в фиксаже, словом, вел себя очень странно.

Фотобумагу он сегодня портил тоже чаще обычного. Кристина терпеливо складывала мятые липкие комки в пакет с мусором, который заполнился буквально через час.

Когда выносить его молчание стало невозможно, она робко спросила:

– У тебя все в порядке?

Ник оторвался от увеличителя и уставился на новую упаковку фотобумаги так, словно прикидывал в уме, сколько качественных кадров сможет из нее получить. Его губы скривились, однако он ничего не ответил.

Собравшись с мыслями, Кристина отложила в сторону пинцет и зажала ледяные ладони коленями.

– Скажи, что-то случилось?

Рука Ника дрогнула, и небольшая лужица воды растеклась по столу.

– Еще нет, – загадочно ответил он, вытирая стол салфеткой.

У нее в животе образовался тугой узел.

– Что значит «еще нет»? Разве должно произойти что-то плохое?

Она сказала это и поняла, что ее вопрос прозвучал фальшиво: разумеется, должно произойти плохое, и она прекрасно знала, что.

Ник мучительно долго молчал, глядя на свои пальцы, комкающие мокрую салфетку, а потом ответил, будто нехотя:

– Кристи, я не могу… я не хочу, чтобы ты уезжала.

Ее охватило замешательство и вместе с тем облегчение. Выходит, она все-таки ошибалась, предполагая, что Ник не так остро, как она сама, воспримет новость о ее предстоящем отъезде из Хиллвуда. С одной стороны, это ее расстроило, а с другой, ей, конечно же, было приятно, что он так дорожит ею и не хочет расставаться даже на такой короткий срок.

Очевидно, ее мысли, как всегда, слишком явно отразились на ее лице, потому что Ник нахмурился и отвернулся.

Кристина погладила его по щеке.

– Я скоро вернусь. Ты даже заметить не успеешь, что меня не было.

– Ты так думаешь? – с чуть заметной горькой усмешкой тихо произнес Ник, и она сообразила, что сморозила глупость.

– Прости… Я хотела сказать, что уеду всего на две недели. Это не так уж и долго.

Несмотря ни на что она поняла, что ей придется убеждать в этом не только его, но и себя саму. И прежде всего – себя.

Ник потер виски, словно у него заболела голова.

– Дело вовсе не во времени. Не знаю, как объяснить… У меня такое чувство, что ты не вернешься.

– Куда же я денусь, здесь мой дом. Здесь школа и…

– Нет, – поправил он. – Ты не вернешься ко мне.

Пораженная до глубины души, Кристина даже не сразу нашлась, что ответить. Ее губы задрожали от обиды. Почему он так сказал?

Она пыталась прочитать ответ в глазах Ника, но он все так же смотрел куда угодно, только не на нее.

– Ты во мне сомневаешься? – смогла, наконец, выдавить из себя Кристина.

Ник глубоко вздохнул. На его лице, залитом мрачно-красным цветом, не отразилось никаких эмоций.

– Да нет. Как раз наоборот. Не сомневаюсь. И от этого еще тяжелее.

– Ник, что ты говоришь? – Кристина потрясла его за плечи.

– Да, это странно, наверное. Но у меня такое предчувствие, и мне от этого не по себе.

Он наконец-то посмотрел на нее.