И везде, везде на стенах висели фотографии, на которых была снята она, Кристина. Только она и больше никто.
На ватных ногах она подошла к ближайшей стене. С черно-белых и цветных снимков, в простых деревянных рамках и вовсе без них, на нее смотрела юная девушка, у которой были такие же длинные волосы русого цвета, большие синие глаза и открытая добрая улыбка. В этой улыбке светилась такая неприкрытая любовь, что нетрудно было догадаться, кто находился по ту сторону объектива.
Ник Вуд.
Дрожащими руками Кристина прикоснулась к фотографии, где она сидела в джинсах и ветровке на мотоцикле и подмигивала в камеру. Интересно, она умеет водить мотоцикл, или это было в юности? Да нет, скорее всего, эта машина принадлежала Нику. Не может быть, чтобы она могла одна управиться с такой громадиной.
Вот кадр в каком-то парке, наверное, это тоже Хиллвуд. Кристина в светлом пальто выглядывала из-за дерева с голыми ветвями, стоя по щиколотку в ворохе опавших листьев.
А на следующем снимке она сидела в длинной юбке и блузке с воротником-стойкой в какой-то беседке и читала книгу. Этот стилизованный под старину кадр был, разумеется, выполнен в сепии.
С колотящимся от волнения сердцем Кристина обходила комнату и рассматривала картинки из своего собственного прошлого, пытаясь вспомнить хотя бы один из многочисленных сюжетов, запечатленных на пленке Ником.
Все снимки были полны жизни, от каждого исходила энергия и тепло. Каждый словно источал волны настроения, застывшего в кадре – грусть, задумчивость, радость, озорство, любовь…
Как же сильно любил ее Ник!
У Кристины защемило сердце, и закружилась голова, так что она схватилась за край стеллажа, чтобы не упасть. Она почувствовала сильную слабость и подумала, что ей необходимо прилечь, но было очевидно, что до своей постели в таком состоянии она просто не доберется. Ведь для этого надо было сначала выбраться из подвала, а потом еще подняться на второй этаж.
Нет, она это не осилит.
Зря она сюда забралась, запоздало пожалела Кристина, опускаясь на кушетку у стены. Ну ладно, сейчас она приляжет и на минутку прикроет глаза, ей нужно только немножко отдохнуть, подождать, пока пульс придет в норму, а дыхание восстановится.
Но стоило ей присесть, как она тут же заметила выполненный карандашом рисунок на раскладном деревянном столике у кушетки. Это был ее портрет, о котором она вчера вечером просила Ника.
Хорошо, что она сидит.
Листок бумаги дрожал в ее руках. Она смотрела на себя и поражалась сходству с отражением в зеркале, которое она привыкла видеть в последние дни.
Должно быть, Ник закончил его ночью. Он добавил к простому карандашу штрихи и растушевку коричневых оттенков, добившись эффекта сепии.
«Сепия как человек, который вдруг заговорил на другом языке. Ты смотришь на него и видишь с иной стороны».
Теперь Кристина действительно видела себя со стороны. Ник сумел заставить ее портрет говорить, и он сказал ей больше, чем она могла увидеть в зеркале, больше, чем могла сама рассказать о себе.
Вот, значит, какое выражение лица у нее было вчера, когда она любовалась Ником! И какими глазами она на него смотрела! Неужели он ничего не понял, не догадался о ее чувствах? Как он мог не заметить? Или заметил, но не подал вида? Почему?
Закрыв глаза, Кристина прилегла на кушетку.
Как же ей не хватает Ника… Именно сейчас. Именно здесь. Он уехал всего лишь на несколько часов, а она уже соскучилась. Соскучилась по его необыкновенной грустной улыбке и серебристым глазам с искорками света, по его надежным рукам и теплым ладоням, по его красноречивому молчанию…
Она уже привыкла к его постоянному присутствию и заботе, потому сейчас, когда Ника не было рядом, очень скучала. Он заполнял собой все ее время, все мысли и действия. А теперь он уехал…
Скорее бы он вернулся, повторила она, как молитву, перед тем, как скользнуть в глубокий сон, где ее ждала тишина и покой.
– Кристи! Кристи, проснись!
Кто-то из бесконечного далека все звал и звал ее по имени, и в этом голосе было столько любви, что ей даже не хотелось выбираться из забытья, лишь бы еще раз услышать этот мелодичный низкий голос и то, с какой нежной тревогой он произносит ее имя.
Кристина почувствовала, как чьи-то руки ласково гладят ее плечи, сжимают ладони. Такие знакомые ощущения… Она открыла глаза – перед ней был ее Ник, такой долгожданный, такой родной, что сердце опять сжалось у нее в груди. Она провела кончиками пальцев по его взъерошенным волосам, скользнула по вискам, скулам…
– Ты снился мне.
Она притянула его лицо ближе и коснулась холодных губ. Ник весь напрягся, но через мгновение справился с собой и, отстранив ее, заговорил:
– Кристи, постой, объясни мне, как ты здесь оказалась?
Его лицо было смертельно бледным, а тонкие губы едва шевелились. Кристина только сейчас заметила, что он стоит на коленях в распахнутой куртке, засыпанной тающим снегом.
– Пришла… – прошептала она, сама не своя от смущения и какого-то нового чувства, распускающегося в груди, словно весенний цветок. – Прости, если напугала.