Осколки полевых цветов

Форрест проносится через арку гостиной и мчится на кухню, сжимая в руках свою личную пиццу от Pizza Hut.

Я поднимаю с пола плед, складываю его и возвращаю на спинку дивана. Тайер прочищает горло и прислоняется к арке. Каштановые волосы спадают ему на лоб, и не ровными прядями, как пытались добиться многие мальчики, с которыми я ходила в школу. У него на голове сплошной беспорядок, и мне это нравится.

Я хватаюсь за грудь и притворно ахаю.

– А где моя пицца?

Он тихо посмеивается и потирает тыльную сторону ладони.

– Голубь украл.

– Чертовы почтовые голуби, – цокаю я языком, – им нельзя доверять.

– Что правда, то правда. – Непринужденно подыгрывая, он пожимает плечами. – Они работают на правительство.

Я вскидываю руки в притворном разочаровании.

– Надеюсь, голубю понравится моя пицца.

– Я спрошу его, если снова увижу.

– Его? – Я выгибаю бровь. – Откуда ты знаешь, что это была не голубка?

– Могла быть и голубка, – признает он и заходит в комнату. – Спасибо, что присмотрела за ним.

Я отмахиваюсь от его благодарности.

– Нет проблем. – Он достает бумажник, извлекает немного наличных и передает их мне. – Спасибо.

Он едва заметно кивает.

– Салем! – зовет с кухни Форрест. – Тебе обязательно идти домой?

Я бросаю взгляд на Тайера.

– Могу ненадолго задержаться, – шепчу я на случай, если Тайер захочет, чтобы я ушла. Я его пойму, если он предпочтет побыть со своим ребенком наедине.

Он пожимает плечами.

– Оставайся, если хочешь.

– Хорошо, – говорю я громче, чтобы Форрест меня услышал, – я останусь еще ненадолго.

Час спустя я обнаруживаю себя свернувшейся калачиком на диване Тайера с миской попкорна. Форрест сидит по одну сторону от меня и прижимается ко мне своим маленьким тельцем, Тайер по другую, стараясь соблюдать правило шести дюймов[2].

В телевизоре фильм Санта Клаус. Очевидно, Форрест обожает рождественские картины и с удовольствием смотрит их, несмотря на то, что сейчас июль.

– Папочка, – спрашивает он, хрустя попкорном, – как ты думаешь, я в списке непослушных мальчиков или хороших?

– Точно хороших, – кивает Тайер, – но это в любой момент может измениться. Вот почему тебе всегда следует вести себя наилучшим образом. Санта непрерывно за тобой наблюдает.

– Это правда, – соглашаюсь я.

Форрест смотрит на меня, вытаращив глаза, а на экране телевизора Тим Аллен взбирается по лестнице в своих боксерах.

– Ты когда-нибудь бывала в списке непослушных? Он и правда дарит плохим детям уголь?

Мне нравится, что Форрест не ждет, когда я отвечу на первый вопрос, и сразу задает второй, как будто автоматически предполагает, что в какой-то момент я числилась в списке непослушных.

Я качаю головой.

– Нет, я всегда была в списке хороших.

Он хмурится, удрученный тем, что не получил должного ответа на свой вопрос.

– Ты знаешь кого-нибудь, кто был в списке непослушных? – предпринимает он очередную попытку.

– Нет, извини.

– А как насчет…

– Я думал, ты хотел посмотреть фильм? – вмешивается Тайер.

– Да! – с энтузиазмом отвечает Форрест.

– Тогда почему не смотришь?

– О, точно. – Мальчик переводит взгляд на экран телевизора. Гостиная у них в гораздо лучшем состоянии, чем кухня. Двери отделаны, стены покрашены, а диван на вид совершенно новый. Тайер даже установил над камином телевизор.

Тайер тянется за попкорном, его пальцы задевают мои. Наши взгляды встречаются. Я первая отворачиваюсь и смотрю на попкорн. Он отодвигается от меня еще на пару дюймов. Теперь нас отделяет почти целый фут.

Гм-м, интересно.

Я заставляю себя сосредоточиться на фильме, а не на мужчине рядом со мной.

По ходу вечера попкорн перемещается на кофейный столик, а голова Форреста ложится на мои колени. Ребенок тихо похрапывает, но ни Тайер, ни я не предпринимаем ни малейшей попытки остановить фильм и встать. И вот финальные титры, а Форрест по-прежнему в отключке. Мои пальцы лениво скользят по его волосам.

Тайер со стоном встает и вытягивает руки над головой, обнажив гладкий, мускулистый брюшной пресс, сильно загоревший от долгого пребывания на солнце.

Хватит пялиться! Он практически твой босс! И намного старше меня. Но насколько, я точно не знаю.

– Сколько тебе лет? – выпаливаю я.

Тайер растерянно смотрит на меня.

– Тридцать. В следующем месяце исполнится тридцать один. А что?

– Ничего, – хриплю я. Тринадцать лет разницы, почти четырнадцать. Это даже не десятилетие, а больше.

Мое лицо вспыхивает от этих мыслей, но если он и замечает, то виду не подает. Он наклоняется, чтобы взять Форреста на руки, случайно касается моей руки, смотрит на меня и бормочет:

– Прости.

Надеюсь, он не замечает дрожь, которая пробегает по моей спине.

– Ничего. – Я заправляю за ухо прядь волос, встаю и хватаю миску с попкорном.

Тайер уносит Форреста вверх по лестнице. Я выбрасываю остатки попкорна в мусорное ведро и ополаскиваю миску в раковине в ванной комнате на нижнем этаже, поскольку на кухне ее пока нет.

Я иду к двери, когда Тайер спускается. Он приглаживает волосы, вид у него усталый.