Осколки прошлого

Лоре позволили подержать Энди только один раз, перед тем как ее забрали Эдвин и Клара. Из всех потерь, которые пережила Лора, только пропущенные первые восемнадцать месяцев жизни Энди оставили в ее сердце такую рану, какую уже ничто не могло залечить.

Лора отыскала в кармане платок. Вытерла слезы. Она обернулась и увидела Энди, идущую к скамейке. Ее прекрасная дочь держала плечи прямо, а голову — высоко. Жизнь в бегах изменила Энди настолько, что Лора никак не могла к этому привыкнуть. Она очень долго боялась, что дочь унаследовала ее слабость, но теперь она видела: Энди передалась ее стойкость.

— Ты была права, — Энди села на скамейку рядом с ней. — Туалеты здесь отвратительные.

Лора обняла Энди рукой за плечи. Она поцеловала ее в макушку, хоть Энди и сопротивлялась.

— Мам.

Лора наслаждалась естественностью ее раздраженного тона. С тех пор как Энди вышла из больницы, она постоянно ворчала по поводу чрезмерной заботы со стороны матери. Она и не знала, что Лора еще сдерживалась. Будь ее воля, она бы посадила свою взрослую дочь на колени и рассказала сказку.

Теперь, когда Энди знала правду — по крайней мере ту часть правды, которой Лора захотела поделиться, — она постоянно требовала новых историй. Она заговорила:

— Я вчера беседовала с дочками Клары. Они нашли для нее место, специализирующееся на Альцгеймере. Милое местечко: не похоже на дом престарелых, скорее как община. Они говорят, что Клара уже не так часто спрашивает про Эдвина.

Лора потрепала Энди по плечу, загоняя поглубже свою ревность.

— Это хорошо. Я рада.

Энди сказала:

— Я нервничаю. Ты нервничаешь?

Лора покачала головой, хотя не была уверена.

— Хорошо наконец снять повязку. — Она пошевелила рукой. — Моя дочь здорова и в безопасности. Бывший муж снова со мной разговаривает. Думаю, учитывая текущий расклад, у меня больше поводов для радости.

— Вот это первоклассный уход от темы!

Лора удивленно хохотнула, радуясь, что вещи, которые Энди раньше говорила про себя, теперь спокойно сходят с ее языка.

— Может, немножко волнуюсь. Он был моей первой любовью.

— Он избивал тебя до полусмерти. Это не любовь.

Фотографии.

Энди стала первой, кому Лора рассказала правду о том, кто избил ее.

— Ты права, милая. Это была не любовь. Не в конце.

Энди закусила губу. Она заметно колебалась между желанием знать о своем родном отце все или не знать о нем вообще ничего.

— Как это было? Когда ты последний раз видела его?

Лоре не пришлось напрягаться, чтобы воскресить в памяти то, что она чувствовала, стоя за свидетельской скамьей.

— Я была в ужасе. Он выступал в собственную защиту, так что имел право допрашивать меня прямо в суде. Ник всегда считал себя в сто раз умнее всех. Это продолжалось шесть дней. Судья постоянно просил меня говорить громче, потому что я с трудом могла даже шептать. Я чувствовала себя такой беспомощной. А потом посмотрела на присяжных и поняла, что они не клюют на его удочку. Ведь притворяться — это искусство, требующее времени. Самозванец должен изучить тебя и понять, чего тебе не хватает, и лишь потом вселить в тебя чувство, что только он способен заполнить эту пустоту.

— И чего не хватало тебе? — спросила Энди.

Лора поджала губы. Она решила избавить Энди от таких подробностей, как сексуальное насилие со стороны Мартина. В хорошие дни ей даже удавалось убедить себя, что она поступает так ради душевного спокойствия Энди, а не своего собственного.

— Мне только исполнилось семнадцать, когда Эндрю привел Ника к нам в дом. Я бо́льшую часть жизни провела в одиночестве перед пианино. В школе я была всего несколько часов, потом занималась с преподавателем, а потом… — Ее голос сорвался. — Мне так отчаянно хотелось, чтобы меня заметили. — Она пожала плечами. — Сейчас это звучит смешно, но этого оказалось достаточно, чтобы заманить меня в сети. Он заметил меня.

— Так вот куда ты ездила, когда пропадала на выходные? — Энди снова попыталась увести разговор от Ника. — В тот раз, когда ты привезла мне снежный шар из Музея Табмана?

— Я встречалась со своим инспектором по программе защиты свидетелей.

— Я понимаю, — Энди закатила глаза. Она возомнила себя крупным экспертом в области американской системы правосудия после того, как побывала в бегах.

Лора улыбнулась и убрала за ухо прядь ее волос.

— Я была на условно-досрочном пятнадцать лет. Мой первый инспектор относился ко всему гораздо спокойнее, чем Майк, но мне все равно надо было отмечаться.

— Я так полагаю, тебе не очень нравится Майк?

— Он не доверяет мне, потому что я преступница, а я не доверю ему, потому что он коп.

Энди начала ковырять землю носком ботинка. Несмотря ни на что, ей не удавалось до конца примирить неприглядное прошлое Лоры с образом женщины, которую она всегда считала матерью. Или, может, она просто хотела примириться со своими собственными преступлениями.

— Ты не можешь рассказать Майку, что произошло, — напомнила ей Лора. — Нам чертовски повезло, что он ничего не понял.