Ты наш батюшка, светел месяц!
Ты не светишь по-старому, а по-новому!
Покрывали тебя тучи грозные, непогожие!
Как у нас было на святой Руси,
В кременной Москве, в соборе Митревском,
Как ударили в большой колокол, —
Православный Царь Александр преставился!
Как и сделали ему кипарисный гроб.
Обили его золотою парчой,
На часах стоит млад донской казак.
Расступись, мать сырая земля!
Расколись ты, дубовая доска!
Ты встань, проснись, православный Царь,
Государь ты наш, Александр Павлович!
Погляди, посмотри свои войска Донские,
Они в строю стоят, обучаются,
Они делают не по-старому, а по-новому!
Послушник замолчал. Старец остро глянул на него, потом пошёл к печке, где на шестке [89] стоял чугунок с картошкой. Тут же стояла кастрюля с утрешним отваром из брусники. Отец Серафим налил черпаком в глиняную кружку отвара и повернулся к послушнику:
– На-ко, чадо, отпей взвару. Видать проняла тебя казацкая песня. Но хорошо, что добром поминают.
Пока послушник пил отвар, держа кружку обеими руками, потому что его прохватил озноб, старец что-то обдумывал. Даже наморщил лоб. Потом посадил послушника на лавку в Красном углу, сам сел рядом и заговорил:
– Я ведь мало знаю про казаков. Рассказал бы. Говорят, они в войну показали хфранцузским нехристям где раки зимуют.
– Раки? Ах, да. Раки, – кивнул послушник. – Без войска Донского Кутузову пришлось бы туго…