Осколки (СИ)

Львёнок первым сбежал по сходням. Магас, который на самом деле не был ему братом ни по отцу, ни по матери, приветливо хлопнул его по плечу.

— Так и знал, что это ты!

— Всё корабли считаешь? — усмехнулся Леонтиск.

Магас хмыкнул и потянул Львёнка за собой. Тот успел обернуться и махнул Антенору рукой. Магас что-то безостановочно тарахтел, не обращая внимания ни на кого из присутствующих. Калликрат лишь скосил глаза в его сторону, но ничего не сказал.

— Живи вечно, Калликрат, — поприветствовал его Менкаура, спускаясь на пирс.

— И тебе того же, — достойнейший, — ответил начальник стражи, — не ожидал тебя увидеть.

— Я сам не ожидал, — ответил Менкаура, — не в отъезде ли Птолемей?

— Здесь, — подтвердил Калликрат.

— Это хорошо. У меня важное дело.

Начальник стражи скривил уголок рта, что не укрылось от взгляда Антенора.

«Видать не очень-то жалуют его здесь».

— Ожидай, — сказал Калликрат, — я доложу. Если сатрап сочтёт нужным, то примет тебя.

«Если сочтёт нужным. Ишь ты…»

— Прикажешь здесь ждать?

Калликрат пожал плечами и скрестил руки на груди

— Я смотрю, у тебя власти-то прибавилось, — заметил Менкаура, — в Брухейон^[71] меня не пустишь?

— Без доклада не положено, — лениво ответил Калликрат.

Менкаура скрипнул зубами.

— А в город?

— В город можно.

Калликрат посторонился.

— Эти люди со мной, — Менкаура указал на Антенора и Месхенет, — я к Ефиппу. Найдёте там.

— Придётся ли искать? — усмехнулся Калликрат.

Менкаура не ответил. Антенор покосился на Ваджрасанджита.

— Подожди здесь.

Их пропустили.

— Вот мерзавец, — прошипел Менкаура, — так он скоро до большого начальника выслужится. Ладно, пусть катится в Дуат. Нам надо увидеть Ефиппа. Далеко топать, правда. Все дворцы обходить.

Идти действительно пришлось далеко. Сначала вдоль берега направо, потом вглубь до главной городской улицы, что пересекала Александрию от Солнечных ворот на востоке до Лунных на западе. Там свернули налево.

Ухоженные кварталы соседствовали со строительными лесами. По главной улице ближе к восточной части города в тенистых портиках вальяжно прогуливались богато одетые горожане, а ближе к западной сновали полуголые, покрытые известковой пылью рабы, таскавшие камни и кирпичи. Стучали молоты и кирки, скрипели колёса триспастов.

Антенор беззастенчиво крутил головой по сторонам и засыпал Верховного Хранителя множеством вопросов об увиденном. Тот на все отвечал отрицательно. Наконец и вовсе не выдержал:

— Отстать от меня. Я здесь не бываю. Последний раз был в год, когда Величайший Сетепенра умер и Птолемей сюда приехал.

Месхенет тоже разглядывала город с любопытством.

Пройдя стадий десять по Канопской улице, вновь свернули к морю.

— Вот сюда нам, — сказал, наконец, египтянин, возле здания, ничем особенным среди прочих не выделявшегося. Двухэтажное, как и большинство окружающих. Без каких-либо вывесок, без колонн. Единственная приметная деталь — стояло оно, вплотную примыкая к внешней стене Брухейона.

— Сказал бы, что это Дом Маат, да язык не поворачивается так назвать, — усмехнулся египтянин.

Едва Менкаура со спутниками приблизились к двери, она отворилась и наружу вышел человек. Он собирался удалиться по своим делам, но прежде встретился взглядом с Антенором и застыл на месте.

— Ты?!

— Радуйся, Аристомен, — приветствовал его Антенор.

Не зря сомневался Калликрат, искать их действительно не пришлось. И часа не прошло, как вся компания уже шла коридорами и двориками дворца к рабочей резиденции сатрапа. А ещё раньше туда убежал один из помощников архиграмматика, созвать нужных людей, ибо Ефипп, хорошо зная Птолемея, рассудил, что таковые потребуются. Прозвучавшие имена Антенору были хорошо известны, он и не подумал протестовать. Впрочем, его протесты уже не имели бы значения.

Месхенет осталась в грамматеоне, вернее в той его части, где не хозяйственным учётом сатрапии занимались, а встречались с особыми людьми, выслушивали речи, предназначенные для очень немногих ушей.

Ефипп, сын Халкидея, невысокий муж лет пятидесяти, давно расставшийся с большей частью шевелюры, шёл первым, показывая дорогу. Он был одет в простой не слишком чистый хитон. На груди висела раскладная восковая табличка-дельта со стилом на шнурке. Пальцы и край хитона перепачканы чёрной тушью. Выглядел он, как какой-нибудь приказчик не самого богатого купца, однако все двери открывал едва не ногой, скучавшие стражи при виде него мигом вытягивались. Да что там стражи, точно так же вели бы себя даже гетайры и фрурархи ибо прекрасно знали, что этот лысый — вовсе не простой писец-неряха, каким кажется.

Александр оставил Ефиппа в Египте вместе с родосцем Эсхилом в качестве епископов наёмных войск. После смерти Антипатра, Эсхил решил, что служить Птолемею как-то не очень правильно, и сбежал из Египта под крыло нового регента, Полиперхонта. А потом и вовсе переметнулся к Одноглазому. Бегство сие стало одним из главных недоглядов Ефиппа. Подобное за ним водилось крайне редко.

Следом за архиграмматиком шёл Антенор, а замыкал процессию Менкаура. Аристомена не взяли, он остался с Месхенет.