Осколки (СИ)

С обеих сторон полетели дротики. Антенор тоже метнул свой, но ни в кого не попал.

«Гиес» оказался удачливее, урону нанёс больше. Оба столкнувшихся корабля закрутило. Египтяне теперь били совсем прицельно, буквально выкашивая команду «Гиеса», но это была ещё далеко не победа. «Пчела» остановилась и стала лакомой добычей для «Афродиты».

— Левый, табань! — заорал кормчий Менойтий.

«Афродита» поравнялась корпусом с «Пчелой» и начала быстрый разворот влево.

— Оба — вперёд!

— Атака! — срывал голос Менедем и надрывались охрипшие келевсты.

Гребцы рычали от натуги. Короткий разбег, всего локтей двадцать, и удар!

Ах, как удачно! Прямо в середину борта. Затрещали вёсла и разрушенная парексерейсия. Теперь сдать назад и в смертельную рану хлынет море.

— Назад!

Но не тут-то было. В борт «Афродиты» вкогтились египетские кошки. Раскрашенные бабы с подведёнными глазами не желали отпускать доблестных мужей, рассчитывали заключить их в объятья. Пусть так. Мужи не против.

— Пошли! — крикнул Никодим и всадил дротик в первого беднягу в полосатом платке, — за Орестиду!

— Птолемей! Это Птолемей!

— Приап вам в рыло, тупые ублюдки! — воскликнул Калликрат.

Это его из-за дорогих доспехов приняли за Птолемея. Тёмный народ наёмники, недалёкий, что с них взять?

— Навались ребята! Бери его!

Самый крикливый быстро заткнулся. Калликрат напоил свой клинок из его горла и схватился со следующим.

— Сам у меня сейчас возьмёшь! — рявкнул гетайр, работая щитом и мечом так, что сразу трое родосцев пятились от него, не в силах ничего противопоставить стремительной стали.

— Наддай, ребята! — проорал кто-то совсем рядом с отчётливым ионийским выговором, — мочи македонских козотрахов!

— Жопу не надорви! — это уже македонская речь.

И ведь не понять, с какой стороны кричат. И на той стороне, и на этой могли быть свои, македоняне. Свои, да…

Справа отборная брань, слева кто-то визжит, как свинья под ножом. Впереди чужие щиты — родосские розы, самосские павлины, милетские львы, эфесские кабаны. Начищенная бронза с любовно нанесёнными рисунками быстро покрывалась царапинами и вмятинами.

Антенор дрался молча. Левая рука совсем онемела. Там, наверное, сплошной синяк. Да наплевать, целы бы были кости. Тонкий бронзовый лист, покрывавший щит, прорублен в нескольких местах. Кто сказал «бронза»? Не-ет… Враньё. Щит будто отлит из свинца… Совершенно неподъёмный…

Перед глазами какое-то полуразмытое пёстрое пятно. Движется. Замахивается… Вижу…

Удар. Звон в ушах. Пульсирующая боль в руке отдаётся по всему телу, кузнечным молотом бьёт по голове. А на ней это дурацкое ведро с конским хвостом. Хорошо гудит… Ещё хочешь? Ну, давай.

Снова удар. Снова боль. А теперь я.

— Н-на!

Меч врезается во что-то твёрдое. Это уже не первый раз. Самый кончик, размером с мизинец, откололся. Весь клинок иззубрен. Так себе был меч. Вот если бы халибская сталь. Но дорогая она, зараза… Лучше лаконской, лучше лидийской. Да… Ещё раз.

— Н-на!

Клинок ныряет в податливую плоть. Что же ты, парень, какой нерасторопный? Так медленно двигаться нельзя, от этого умирают. Ты ведь умер? Наверное, ты просто очень устал… Наверное… Я тоже устал. Но ещё не умер. Ещё нет. И не умру. Это вы все сдохните. Все. Потому что вы слуги Одноглазого и должны сдохнуть.

— А-а-а-р-р-е-е-с-с-с! — зарычал Антенор, и, размахнувшись щитом, как дискобол, заставил отшатнуться очередного родосца.

Какой гладкий щит у него, ни царапины. Совсем новый. Ты откуда взялся? Здесь таких нет. Здесь повсюду вмятины… Во-от такие…

Как на тебе теперь.

Глаза-то какие большие. Испуганные. Нет, ты не наёмник. Кто ты? Гончар или рыбак?

Да что ж ты так бестолково машешь… Эх, парень… Дурак ты… Сидел бы дома…

Край гоплона бьёт родосцу прямо в лицо. По испуганным глазам. Тот падает, но на его место заступает новый боец.

— Да сколько же вас?!

Палуба под ногами ходит ходуном. Вот ещё один толчок и нарастающий рёв слева. Что там? Некогда смотреть. Сожрут вмиг. Да и так понятно — подкрепление прибыло. Интересно, к кому?

— Ну, кто там следующий?! — рычал Антенор возле мачты «Пчелы», — подходи!

— Ах ты старый пердун, Амиртей! — ревел Калликрат на корме, работая мечом, — говноед копчёный! Царское же, сука… Дело…

Нехемен не увидел, кто его достал — ударили в спину. Вспышка боли, мгновенно накатившая глухота. Солнце погасло. Пустой болтовнёй оказались россказни о жизни, пролетающей перед глазами за краткий миг. Он не успел даже понять, что произошло, настолько быстро и безжалостно чья-то злая воля вычеркнула его из списка живых.

Знаменосец пережил лучшего стрелка ненамного — поражённый копьём в грудь, перевалился за борт, и Великая Зелень сомкнулась над его головой.