Осколки (СИ)

— Вот и все… — повторила Кэлен и тоже улыбнулась, довольно глупо улыбнулась. Наверняка же глупо, ну! Или… или просто счастливо. Вот и все. И никаких ужасов. Просто забавная детская привычка. Господи, как же хорошо, что никаких ужасов! Кэлен так устала от них… От этих страшных тайн, от этого напряжения, от вечной необходимости быть осторожной, подбирать слова… Необходимости ли? Или это её, Кэлен, собственная дурацкая привычка? И страх. Все время она боится обидеть, ранить… Даже ведь и не знает наверняка — обидит ли, шансы-то пятьдесят на пятьдесят. Логично же? А она боится. И сама себя без конца загоняет в напряжение, в сомнения, в мучительные выборы… Права, видимо, Мэйсон: разберись со своим страхом, и все станет просто. И легко! Вот же, Кэлен спросила Кару — Кара ответила, и ничего, совсем ничего ужасного не произошло! Наоборот, стало легко. И даже вернулась — вот же странность! — невесомая радость. Та самая, от которой Кэлен теперь улыбается глупо… или счастливо.

Кэлен ухватила двумя пальцами острый уголок воротника на куртке Кары, потянула к себе:

— Я так люблю тебя!

— Как? — Кара прищурилась хитро, замерла в миллиметре от поцелуя.

— Безумно! Я тебя… я тебя просто… безумно люблю!

— Это правильно, — одобрила, пытаясь добавить во взгляд серьезности — тщетно, глаза так и светились нежностью и озорным весельем. — В любви уму совершенно нечего делать, я считаю. Ум в любви только вредит.

— Дааа? — озорное веселье Кары было столь заразительно, что, кажется, передавалось воздушно-капельным путем… Кара словно вдохнула его, это веселье, в Кэлен — и оно побежало вместе с кровью по всему телу, застучало рок-н-ролльными ритмами в сердце, защекотало язык: — А я с тобой не согласна! Ты вот очень умная. И я тебя люблю. По-моему, интеллект — это самое сексуальное в человеке. Очень возбуждает. Очень! И я тебя сейчас люблю… вот прямо не могу, как люблю! Я б тебя сейчас съела!

— Да? — Кара прикоснулась губами к её губам, чуть-чуть, едва ощутимо. — Значит, мне опасно сейчас с тобой целоваться?

— Тебе опасно сейчас со мной не целоваться, — Кэлен даже не прошептала, выдохнула это. Кара, кажется, мурлыкнула и взяла, наконец, её губы — невозможно нежно, невыносимо сладко. Так упоительно сладко и горячо, что Кэлен застонала даже. И, закрывая глаза, успела увидеть, как вспыхнули вдруг над ними крупные хрустальные бусины звезд — ослепительно, нестерпимо ярко…

====== Часть 67 ======

День.

Все смешалось, черт возьми, все перепуталось с этим чертовым мучительным делом, с этим внеплановым то ли отпуском, то ли отстранением… Вот, например, за окном вовсю бушевал весенний, ярко-солнечный день — а Кэлен спала. Сладко и крепко. Ибо на её внутренних часах — и в комнате — была сейчас самая что ни на есть ночь. Темная, непроницаемо, категорически темная, благодаря плотным шторам-блэкаут, ночь. Там, снаружи, за окном, сиял день, а рядом с Кэлен спала, прижавшись, не Мэйсон, а Кара. Все перепуталось, все смешалось… день с ночью, Кара — с Мэйсон. И, кажется, сама она, Кэлен, перепуталась… кажется, она совсем перестала узнавать саму себя. И не очень понимала, какая она теперь? Что ей нужно, что для нее важно? Прежняя Кэлен Амнелл жила практически одной работой. Прежняя Кэлен Амнелл, погрузившись в расследование сложного дела, бывало, пару суток кряду могла бодрствовать, задремывая урывками на десять-пятнадцать минут. Прежняя Кэлен не то что спать, думать ни о чем другом не могла, пока не вычислит, не посадит в камеру подозреваемого! А нынешняя Кэлен Амнелл? Она какая-то другая. Не категорически, нет, но — другая.