Осколки (СИ)

Впрочем, жалеть о том, что напарница осталась в Управлении, Кэлен перестала, едва вошла в дом 317 по Понтиак-стрит. Нет, дом приличный, добротный даже. И снаружи, и внутри чистый, опрятный, симпатичный. И сами Норманы — Марк и Адель — выглядели прилично, опрятно, доброжелательно. Встретили приветливо, да. Вот только глаза их, что у мужа, что у жены, Кэлен не понравились. Черт знает, может она себя накрутила просто? Но глаза Норманов напомнили ей глаза рептилий. Кэлен когда-то, довольно давно, в школьном еще детстве, побывала на экскурсии в серпентарии. И до сих пор — а уж двадцать лет прошло! — не могла забыть глаза огромной толстой змеищи, кажется, это был питон или удав, — большие, блестящие, непроницаемо темные, даже и не разобрать, какого они цвета. Холодные. А самое страшное — юная Кэлен, зависнув у стекла, за котором висел на древесной ветви этот самый удав, так и не могла понять, куда он смотрит: вроде бы и на нее, а вроде бы и сквозь нее, и в то же время, как будто внутрь себя… Потом змей сделал совсем отвратительную штуку: взял и прикрыл свои странные глазюки полупрозрачной, белесой мутной какой-то пленочкой. Вот жутко было! Настолько жутко, что Кэлен затошнило даже, и ноги стали ватными, и она захотела сбежать, а не могла — ноги-то ватными стали, ну! – и, что самое странное, взгляда от «замутненных» удавьих глаз тоже оторвать не могла. Так и пятилась медленными мелкими шажочками от стекла, обмирая от ужаса и отвращения, пока не окликнул её кто-то из однокашников…

Вот и у Норманов глаза были словно с налетом из этой белесой матовой пленочки. Не буквально, конечно, нет. Но вот какое-то такое же ощущение. И тоже — то ли на тебя смотрят, а то ли и сквозь тебя. Бррр… Кэлен передернулась. И порадовалась, что Мэйсон с ней не поехала. Ибо при всем её, Мэйсон, умении управлять эмоциями, сейчас бы она точно не выдержала. Ни этих равнодушно-приветливых глаз. Ни этих натянуто-доброжелательных улыбок. Ни фальшивого огорчения, которое Норманы продемонстрировали, услышав о смерти Мии. Мэйсон бы не выдержала — попользовала бы мистера Нормана в качестве боксерской груши. Совершенно точно. Ведь даже Кэлен с трудом владела собой — так ей хотелось впечатать кулак точно по центру лицемерно-печальной рожи Марка Нормана…

А даже если бы Мэйсон и не отреагировала на Норманов, то точно не сдержалась бы, увидев детей. Нет, опять же, дети — девять душ разных возрастов — были чистенькими, ухоженными, воспитанными, приветливыми. Казались весьма довольными жизнью. Вот только глаза… Или Кэлен все же себя накрутила? Бог его знает, но вот такие глаза, как у детей Норманов, она тоже однажды видела — и тоже довольно давно, в самом начале своей карьеры. Такие глаза были у мелкого беспородного песика, старенького уже, который сидел у тела своего тоже весьма немолодого хозяина. Никого криминала там, вообще-то, не обнаружилось: просто дедушка неудачно споткнулся на прогулке в парке и крайне неудачно упал — головой на камень. Открытая черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью. Мгновенная смерть. Несчастный случай. И — маленький беспородный пес с седой мордой и всепонимающим и совершенно беспомощным взглядом… Кэлен тем вечером впервые рыдала из-за работы. Ну, не совсем из-за работы, конечно. И взгляд этого песика запомнила на всю последующую жизнь. Тогда же она решила что никогда — категорически! — не заведет собаку. Ибо с её, Кэлен, работой её гипотетическая собака запросто может оказаться вот в таком же положении — сидеть у тела Кэлен и смотреть на чужих пугающих людей беспомощными всепонимающими глазами… Интересно, что у людей Кэлен до сих пор таких глаз не видела. До сегодняшнего дня. До встречи с детьми Норманов. Если, конечно, она себя не накрутила…