Осколки (СИ)

— Это не полный вариант поговорки, напарник, — Кэлен теперь переполняла веселая легкость, от безысходности, от ощущения беспросветного тупика и следа не осталось.

— Серьезно? — Мэйсон приподняла бровь. — А полный какой?

— Мысли сходятся у дураков, гениев и влюбленных, — радостно выпалила Кэлен. И осеклась, буквально обжегшись о вспыхнувшую в глазах Мэйсон насмешку. Вот же чеееерт! Вдруг захотелось стать маленькой-маленькой, незаметной, еще лучше — невидимой, да вообще — исчезнуть, испариться! Кэлен сжалась внутренне – ну, сейчас чертова Мэйсон повеселится! — а подборок вздернула, с вызовом. И взгляда не отвела. А чертова Мэйсон её удивила: чуть опустила ресницы, пряча бушевавший в зеленых глазищах пожар, поинтересовалась весьма мирно:

— Ну что, гений, пойдем оформлять запрос на допрос? — и… нет, не выдержала, фыркнула, отворачиваясь, скрывая улыбку. А Кэлен — ужас, ведь настоящий ужас же, ну — почувствовала, как зарделись щеки… Черт возьми эту чертову Мэйсон!

Картера им обещали выдать часа через три — ибо нужно время на то, чтобы бумаги прошли по инстанциям, да на то, чтобы организовать перевозку подозреваемого. Так что на обед, в симпатичный и очень стильный ресторанчик «Лондонский Гриль», решили прогуляться пешком. Благо и погода располагала: солнечно, безветренно, тепло — градусов семнадцать выше нуля, как минимум. Хорошо. Нет, даже — чудесно. Настолько, что Кэлен искренне огорчилась из-за близости заведения: неспешным шагом до него — минут тридцать, а ей бы хотелось идти и идти… Особенно, после того, как Мэйсон зачем-то опять взяла её за руку. Вот интересно, зачем, а? Кэлен не спросила. Но и руки снова не отняла. Ибо пальцы Мэйсон, мягко сжимавшие её, Кэлен, пальцы определенно добавляли чудесности и этой прогулке, и этому дню. А самое удивительное, что они, Кэлен и Мэйсон, даже не разговаривали по дороге. Ну, почти. Кэлен поначалу попыталась завести беседу:

— Не жалеешь, что уехала из Нью-Йорка?

— Неа, — прозвучало весьма искренне. Но Кэлен все же чуть забежала вперед, заглянула Мэйсон в лицо:

— Разве там не лучше? Тут у нас ведь… хм… довольно провинциально…

— Ну и что, — пожала плечами. — Разве в этом дело? Если честно, я этого и не замечаю. И, как по мне, здесь лучше, чем в Большом яблоке.

— Серьезно? И чем же?

Мэйсон глянула на неё, как на непроходимую дуру, — с недоумением и снисходительной жалостью:

— Здесь есть ты, Амнелл.

— О… — от изумления Кэлен, кажется, не только дар речи потеряла, но и английский алфавит забыла. И замолчала. Напрочь. Впрочем, Мэйсон, похоже, ответа и не ждала. Просто пошла дальше — чуть сильнее сжав пальцы Кэлен, чуть приподняв лицо, подставляя его солнцу, щурясь, словно сытая разомлевшая кошка. А Кэлен, двигаясь рядом, косилась на нее украдкой и мучительно гадала: можно ли последнюю фразу Мэйсон считать… хм… да ладно, что уж там! — признанием в любви? Или это все же была шутка, тонкая издевка? С неё, с чертовой Мэйсон, станется…

В «Лондонском гриле» — небольшом, двухэтажном, очень уютном и аутентичном: он просто пропитан был духом старой Англии — устроились на застекленной веранде, за круглым столиком в углу. Вообще-то, столик был на четверых, но поскольку время ланча давно миновало, а обеда, как такового, еще не наступило, в ресторане было пусто, и занять приглянувшийся столик — пусть и с излишним количеством мест — ничего не мешало. Мэйсон снова удивила Кэлен: отчего-то села не напротив, а рядом, да еще и стул придвинула почти неприлично близко. Но вопросов Кэлен задавать не стала. Зачем? Ей, Кэлен, понравилось, как села Мэйсон. А вот причина, по которой она это сделала — и которую вряд ли станет скрывать, если Кэлен поинтересуется, она ведь, Мэйсон-то, честная и прямолинейная же, ну! — причина Кэлен может и не понравиться. Лучше уж придумать свою. Такую, которая её, Кэлен, устроит. Категорически. Например, что Мэйсон приятно прижимать под столом бедро к бедру Кэлен. Это ведь правда, иначе Мэйсон не прижимала бы, не так ли?

Едва, приняв у них заказ, удалился официант, Мэйсон достала блокнот, ручку, последнюю тут же сунула в рот, принялась покусывать. Покосилась на Кэлен:

— Обсудим линию допроса?

— Зачем? — думать о работе не хотелось, категорически. Хотелось наслаждаться солнечным деньком за огромными — от пола до потолка — окнами веранды, близостью Мэйсон и… своими мечтами. О ней же. Нет, детектив Амнелл внутри Кэлен попытался напомнить об ответственности, воззвать к совести. Детективу Амнелл было очень ласково, но твердо предложено заткнуться и отдохнуть. Дабы Кэлен, просто Кэлен, молодая, весьма привлекательная — по мнению многих, да, — женщина, влюбленная, и сейчас, вот прямо в это самое мгновение абсолютно, категорически счастливая, могла продолжать наслаждаться. А чтобы этому наслаждению уже вообще ничто не мешало — и никто, кстати, - она, Кэлен, и Мэйсон сообщила: — Я надеялась, ты сама проведешь допрос. По-моему, тебе в этом нет равных. Да и Картер тебя боится до чертиков. А я просто рядом посижу. Ну, если понадобится, побуду хорошим копом.