Осколки (СИ)

Перед глазами мелькали звёзды, становясь всё ближе и доступнее, в то время как дискомфорт вторжения сменялся удовольствием, робким поначалу и обжигающе горячим в конце, когда мир дрогнул, рассыпаясь бессчётным множеством осколков, у которых было имя…

— Се-ве-рус…

— Да-а…

Гилдерой потянулся и осторожно поцеловал кончик носа, прикрытые истомой глаза, солоноватые губы.

— Это было шикарно… Повторим?

***

Они так и не повторили. Просто допили вино и пожелали друг другу спокойной ночи, а дальше всё пошло наперекосяк. Когда на следующий день пришёл Поттер, Снейп разговаривал с ним без свидетелей, выставив из палаты не только Гилдероя, но и любопытную Агнес, и даже охранника, неожиданно вспомнившего о своих обязанностях. Напрасно Гилдерой рассчитывал узнать подробности во время ночной встречи — когда он пришёл, Снейп спал, оставив ему записку: «Суд будет завтра. Мне надо отдохнуть». Записку прижимал к тумбочке флакон зелья Сна без сновидений, чтобы Гилдерой даже не рассчитывал разбудить Снейпа. Оставалось только дописать: «Удачи!»

Если Гилдерой ещё сомневался в том, что суд можно организовать так быстро, то Матильда уверила его в обратном:

— Снейпа-то сегодня забрали. В Визенгамот, говорят. А он ведь не поправился толком. И только-только заговорил. Уж не знаю, что там себе мистер Поттер думает, мне-то показалось, он вроде добра желал… а вот погляди-ка…

— Так может, Снейп сам решил побыстрее?

— Он-то мог решить чего угодно, но думать иногда надо.

Хотела Матильда того или нет, но она зародила в сердце Гилдероя нешуточную тревогу. Действительно, зачем Снейпу так торопить события? Ну, разве что только он желал сбежать…

В госпиталь Снейп больше не вернулся, и Гилдерой долго сидел на подоконнике в опустевшей палате, борясь с желанием напиться. А наутро Матильда принесла ещё одну новость:

— Алису и Фрэнка забирают домой.

— Как домой?

— А вот! Их сын так решил. А я считаю, что правильно! Всё равно лечения для них не придумали, а дома-то и стены помогают. Когда с любовью… тебе бы вот тоже…

Сердце Гилдероя сжалось — слишком свежи ещё были воспоминания о собственных фантазиях про жизнь со Снейпом среди магглов. Неосуществимых, конечно, но других не было.

— Я не хочу отсюда уходить!

— Ну да, — закивала Матильда. — Я вот что подумала. Зачем тебе привыкать к новым соседям? Переехал бы ты в палату, которую для Снейпа оборудовали. А что? Маленькая, зато сам себе хозяин. И с постом рядышком — если что, помогут всегда… а то и я уже совсем старая стала, да и ты не молодеешь… что скажешь-то?

Предложение было щедрым и очень привлекательным. Да и виды из окна открывались любопытные, не говоря уже о некоторых пикантных воспоминаниях, которые для сентиментального Гилдероя неожиданно много значили.

— С удовольствием.

— Вот и славно! Я уже замолвила за тебя словечко, поэтому, если будут спрашивать, сразу соглашайся.

Однако Гилдероя спрашивать даже не стали. Просто Агнес зашла в палату и, вызвав эльфа, распорядилась перенести вещи Гилдероя. Его самого тоже могли перенести… как вещь, но он предпочёл пойти сам. И прогуливаясь в коридоре, он наблюдал, как выросший мальчик держит за руку Алису, а его бабушка — Фрэнка, сопровождая их к лестнице. Что ж за бывших соседей можно было только порадоваться — дома им точно будет лучше, а когда ноги сами принесли его к порогу старой палаты, Гилдерой остановился и не стал заходить — эту страницу жизни пора было переворачивать.

Про Снейпа и его дела Гилдерой узнавал из газет. Перо у Скитер было не только прытко пишущим, но и очень бойким, и её репортажи читались как хорошие романы о приключениях и жизни, так не похожей на настоящую. По всему выходило, что Снейпа оправдали как бы авансом, со множеством оговорок, и судя по тону статей, очень многие были разочарованы, мечтая чуть ли не о публичной казни. Так или иначе, Гилдерой был искренне рад за него, хотя и ничего не мог поделать с острым чувством неудовлетворённости оттого, что они так и не поговорили со Снейпом после того… ну, как что-то изменилось… или Гилдерой просто выдумал это сам для себя, а на самом деле они так и остались чужими людьми. С разделённым на двоих удовольствием.

Мысли о Снейпе терзали Гилдероя особенно сильно по ночам, и теперь он сам себе напоминал Фрэнка с его «плохими» ночами, когда почти до утра стоял у окна, жадно всматриваясь в эпизоды чужой жизни. Счастливой жизни… Забыть произошедшее он просто не мог, и теперь перебирал эти воспоминания, как абориген пустынного острова разноцветные камешки, раз от раза складывая из них разные картины. А чем ему ещё было заниматься? Иногда он представлял, что Снейп решил остаться в госпитале, и теперь они делят с ним палату. Тогда он вёл с ним долгие разговоры обо всём, а после они укладывались на узкую больничную кровать, и от того, что они там творили, перехватывало дыханье, а сердце ещё долго восстанавливало привычный ритм. А потом они засыпали, обнявшись… в общем, в мыслях Гилдероя они были неприлично счастливы.