Осколки Солнца

— Ши — не эльфы, — строго сказал Патрик. — Но суть ты уловила. Правда, у меня этого волшебства в крови совсем чутка. А вот у моей двоюродной бабки — сестре деда, вот у неё истинный дар. Она и гадать умеет, и вещие сны видит, и я более чем уверен, что однажды видел её болтающей с лепреконом. Когда-нибудь я вас познакомлю. Ты ей понравишься.

Я продолжала изумленно таращиться на ирландца, а затем расхохоталась. Вот уж чего мне в жизни не хватало — так это дальнего потомка эльфов с волшебной родней! Наверное, это была истерика. Потому что остановиться никак не получалось. До тех пор пока Патрик не зажал мне рот ладонью. Я собиралась было возмутиться, как на первом этаже открылось окно, и раздался скрипучий голос соседки:

— Это кто там? Мисс Легран, это вы?! Предупреждаю, если мне будут мешать спать, я позову полицию!

Не дождавшись ответа, она закрыла ставни, и Патрик тут же убрал свою руку.

— Прости, — прошептала я. — Не хотела тебя обидеть. Я тебе верю.

— Я ведь и хотел тебя немного отвлечь. Получилось ведь?

Я благодарно улыбнулась.

— Ты самый настоящий волшебник. Патрик, если…

Договорить не успела. Ирландец склонился и завладел моими губами. Поцелуй с привкусом вина застал меня врасплох, но прервать его не хотелось. Губы у него были теплыми и немного шершавыми, а движения осторожными, будто он боялся испугать меня. Но я поддалась вперед, давая разрешение, и натиск стал сильнее. Между приоткрытых губ скользнул чужой язык, изучая мой рот, и во мне начало зарождаться желание. Я с трудом прервала поцелуй, восстанавливая дыхание.

— Патрик. Может, поднимешься ко мне? — голосмой был хриплым и низким.

— Ты уверена?

— Нет. Но я не хочу, чтобы ты уходил.

— Хорошо. Я зайду, минут на пять. Убедиться, что ты в порядке.

Мы оба знали, чем всё закончится. Стоило нам подняться на второй этаж, стараясь не скрипеть половицами, как мы снова тут же приникли друг к другу. Теперь я и не возражала против нетерпеливых рук, исследующих моё тело, раздевающих, гладящих. Мы упали на старый диван, заменяющий мне кровать, и Патрик приподнялся надо мной. Глаза его блестели, а с лица не сходил какой-то удивленно-детский восторг.

— У тебя последний шанс, — предупредил он.

— К черту всё, — сказала я, притягивая ирландца к себе.

Думать о последствиях не хотелось, как и о причинах. В конце концов — я слишком долго была правильной и послушной. И заслужила немного человеческого тепла. Мужчины, который бы меня любил. И был бы рядом. Всё было не так, как когда-то у меня с Михаилом. Тело Патрика было горячим, его кожа — солёной от пота, моего и его. В его прикосновениях чувствовался недостаток опыта — где-то он был слишком осторожен, а где-то напротив, груб. Впрочем, всё это с лихвой окупал энтузиазм ирландца и желание доставить удовольствие не только себе, но и мне. И хоть первый наш раз получился немного неловким, после, уже лежа на смятых простынях, я чувствовала необычное умиротворение. Положив голову на грудь, я слушала успокаивающееся биение его сердца, и наслаждалась приятной слабостью в теле. Напряжение ушло, а в голове наконец перестали тесниться пугающие меня мысли и образы.

— Знал бы, что для того, чтобы с тобой переспать, нужно сделать предложение, давно бы ходил в счастливчиках, — сказал Патрик, довольно зевнув. — Но не думай, что от меня так легко отделаешься. Пока не станешь миссис О`Ши, моего прекрасного тела больше не получишь.

Я завозилась, смущенно натягивая на себя простынь, и стараясь не коситься на то самое тело. Ну, такое… ничего так. Симпатичное. Всегда было интересно. Вот когда рыжие краснеют — у них только лицо, шея и уши краснеют, или они все целиком? Оказалось целиком. Интересное зрелище, хотя от мысли, что и меня за это время хорошо разглядели, становилось неловко.

— Я пойду, воды попью. Тебе принести, Патрик?

— Угу.

На кухню я прошлепала босиком, вместо простыни укутавшись в рубашку Патрика. Это было для меня впервые. Ходить по своему дому в мужской одежде, заботиться о своём возлюбленном… Пожалуй, мне нравилось. Так можно и привыкнуть.

Я налила из кувшина воды в жестяную кружку, жадно сделала несколько глотков, и снова долила почти доверху. Но вместо того, чтобы вернуться, застыла, глядя в темное окно на светлые пятна фонарей на улице. А затем почувствовала на щеках теплую влагу. Коснулась лица, и с удивлением поняла, что беззвучно плачу.

Точнее, оплакиваю. Не только своё прошлое, но и Михаила, лежащего где-то там, в каменной тиши, в холодном, без сновидений, забвении. Это забвение было мне знакомо — по ритуалу, едва не стоившему мне жизни. И мне бы злорадно радоваться, что вампир столкнулся с тем же, через что по его вине пришлось пройти меня. И все же мне было жаль его. И почему-то немного — себя. Глупое, нерациональное чувство утраты.

Шлепки босых ног за спиной, и в макушку мне упирается твердый подбородок. Мужские руки обивают мою талию, прижимая к крепкому телу. И сразу стало как-то легче. Может, и не врал Патрик, когда говорил о даре утешать чужие печали.

— Клэр, — пробормотал Патрик. — Что случилось? Ведь всё было хорошо. Хорошо ведь?