После дня состязаний Грейс Оймейд ушла из школы. Взяла и пропала. Мы тогда не слишком ломали над этим голову. Забот было предостаточно: мы праздновали окончание учебного года, сдавали книги в библиотеку, ходили на собрания, получали грамоты, да и привычные школьные интриги никто не отменял – в общем, не особенно задумывались об исчезновении одноклассницы. Решили, что у нее сдали нервы из-за постоянной нагрузки, тренировок, суматохи состязаний и она обязательно вернется к следующей четверти. Однако в сентябре мы поняли: Грейс навсегда затерялась в бедламе «Солнечного берега», где ученики вместо формы носили толстовки и прогуливали уроки в зале игровых автоматов. Причину нам не назвали, и мы сошлись на том, что родители Грейс не смогли осилить плату за учебу. Кое-кто предлагал ее разыскать, но как-то руки не дошли. И в спортивном клубе ее не видели – эта часть ее жизни тоже бесследно исчезла.
А Берни Мун оставалась верна самой себе: на переменах сидела в библиотеке или слонялась одна у футбольного поля, как бродячая собака. Обзывать ее не обзывали, но и подружиться с ней никто не пытался. Иногда я мельком видела привычный кардиган домашней вязки и косички, как у Уэнздей Аддамс, однако, честно говоря, особо о Берни Мун не вспоминала.
Только на третьей неделе учебы мы заметили странные перемены в мистере Д. Он опаздывал на уроки. На глазах превращался из спортивного, ухоженного мужчины в неряху. Не снимал автомобильные перчатки даже в помещении. Не наматывал круги по полю, не болтал с любимицами. Мы думали, он совсем заработался. Ходили слухи, что он запил.
Поначалу мы старались его прикрывать. Сами начинали уроки. Когда он приходил в спортзал с чашкой кофе в руках, опоздав на пятнадцать минут, мы уже нарезали круги, или доставали инвентарь, или прыгали через скакалку, или делали упражнения. А иногда он и вовсе не приходил, и как-то раз под конец четверти мисс Лангли наведалась в спортзал и увидела, как мы занимаемся сами по себе. Тут-то все и началось.
Как объяснила мисс Лангли, у мистера Д. случались «приступы». Какие именно, она умолчала. Мистер Д. ушел на больничный, а нам дали нового учителя. Версии ходили разные: и нервный срыв, и микроинсульт, и последствия стероидов, и связь с ученицей – так или иначе, причина осталась загадкой.
Лорелей пришлась по вкусу версия со скандальной связью. Только мистер Д. отнюдь не походил на ловеласа. Скорее на человека, спящего в той же одежде, в которой ходит на работу. Пахло от него застарелым перегаром. Он походил на пьяницу или бездомного, и мы стыдились своего былого восхищения. А когда он ушел, школьная жизнь и ее пустячные горести продолжались своим чередом, и вскоре мы забыли о мистере Д., ибо внешний мир для нас не существовал. Взрослые казались нам тенями – они присматривали за нами и давали советы, но мы не видели в них людей со своими переживаниями.
Полгода спустя мистер Д. угодил в новости. И не в «Вестник Малбри», а в серьезные, на всю страну, и еще на Йоркширское телевидение. Какое-то время про него говорили повсюду. На одной фотографии, со дня состязаний, был высокий красивый мужчина, окруженный девочками. А на другой, со скрытых камер, стоял потрепанный бродяга с седыми волосами, лет пятидесяти, а то и больше. Он изменился до неузнаваемости. Затем показывали снимки из его дома, доверху забитого старыми журналами, картонными коробками и пакетами мусора; окна мистер Д. заколотил изнутри, а к дверным проемам прибил рваные ковры. Говорили, он сидел там с самого увольнения и заказывал продукты на дом, лишь бы не ходить в магазинчик неподалеку. Электричество ему отключили за неуплату. Когда полиция наконец наведалась к мистеру Д. после многочисленных жалоб соседей, он уже месяц как умер, а продукты лежали на крыльце, поросшие покрывалом серой плесени.
Причину смерти не объявили – то ли голод, то ли самоубийство, то ли наркотики, то ли инфекция. Одно не оставляло сомнений: он был душевно болен. Нас всех потрясла эта новость. Мисс Лангли предложила нам занятия с психологом. Мы отказались – не хотели пропускать театральный кружок. И все же что-то неуловимо изменилось. Может, причина крылась в подростковых гормонах. Или в потрясении от смерти мистера Д. А может, в Берни Мун и ее странном взгляде.
Я вдруг начала вспоминать разное. Не сразу, а случайными урывками; меня бросало из одного воспоминания в другое, как мячик. Отражения былого в осколках стекла.