Осколки света

Поначалу я думала, Адам со всеми такой, от природы злобный и грубый. Однако время шло, а он не спускал с меня глаз. Чуть ли не преследовал, наблюдал за каждым шагом. Куда бы я ни пошла, он оказывался там же. На спортивном поле. С моими друзьями. В комнате отдыха. В театральном кружке. Надоедал, словно колючая этикетка на воротнике. Не сильно, но постоянно. Адам Прайс на меня взъелся, а за что, я понятия не имела. Во взгляде его читался упрек и обещание отомстить.

За что?.. Я едва помнила стычку в начальной школе. Осталась только смутная досада на Берни Мун, словно это она виновата. Теперь же она была настолько поглощена собой и новым парнем, что даже не замечала Адама. Берни Мун влюбилась и вообще ничего не замечала. Поэтому я на нее разозлилась. Может быть. Совсем чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы не сожалеть о случившемся позже.

Не забывайте, мне было всего семнадцать. Что я понимала? Откуда мне было знать, что мой поступок разрушит столько жизней тридцать лет спустя? Я знала лишь одно: я умею петь, Берни – нет, а ее парень играет в группе и ищет солистку…

2

Из «Живого журнала» Бернадетт Ингрэм (под никнеймом «Б. И. как на духу1»):

Суббота, 16 апреля

Завтра пасхальное воскресенье. Данте не приедет, нечего и надеяться. Пасха принадлежит моей матери, потому что я больше с Богом не разговариваю. Я только поздравляю ее и сына по телефону перед тем, как они уйдут в церковь. Данте по телефону общается сухо и деловито, как страховой агент. Помню, как он совсем маленьким искал шоколадные яйца в саду. Помню круглое румяное личико, помню восторг, когда удавалось найти яйцо. От того мальчика ничего не осталось. Я его не узнаю.

Мартин раздал все вещи Дэна, когда сын уехал в колледж. Не осталось ни игрушек, ни коньков в глубине шкафичка для обуви, ни пары детских ботинок в коробке от швейной машинки. Словно он здесь и не жил. Словно то был чужой сын. А моя мать радуется, как кошка, объевшаяся сметаны. Чуть ли не мурчит.

– Мы за тебя помолимся. А потом, наверное, заглянем к Кэти с Лукасом, ребятишек их увидим. – Мама никогда не упускает случая напомнить, что Кэти осталась с семьей. Что у нее двое детей младше Дэна. Что у нее много друзей и местные ее любят. «Добрую католичку всегда ждут дома», – так говорит моя мать. Надо лишь покаяться, и можно причащаться. Только как покаяться в том, что даже словами не описать? И кому? Дом божий полон тайн и лжи, как дом любого негодяя.

– Что делаешь на Пасху?

– Да как обычно.

– Ясно. Тогда приезжай.

– Ну, может, на следующий год… – Мы обе знаем: я не приеду. – Кстати, мы в июне собираемся на север. На вечер встречи выпускников.

– Да, Лукас говорил. Что наденешь?

– Не знаю, мам. Пока не думала.

Опять ложь. Я об этом подумала сразу, как увидела приглашение. В голове сплошные коктейльные платья и пышные юбки.

– Только обтягивающее не надевай, тебе не идет.

– Что-нибудь подберу, мам.

– Ладно. Светлой Пасхи!

Я поспешила в «Буфетную Присциллы», спасаясь от ожиданий Мартина. На Пасху я всегда готовлю особый обед: запеченного ягненка с гарниром. Часами стоять у плиты, пока Мартин с Вуди смотрят телевизор? От одной мысли злость берет. Когда Мартин с Вуди, он меня замечает, только если ему что-нибудь нужно или он хочет отпустить какую-нибудь шуточку. Другой Мартин, которым он становится в присутствии Вуди, подчеркнуто не обращает на меня внимания. Настоящий Мартин – тот, которого знаю я, – говорит со мной в кровати или когда Вуди нет рядом. А при друге муж грубит, кладет ноги на мебель, не убирает за собой посуду. На днях я это упомянула, когда убирала полупустую пачку чипсов из тортильи, оставшуюся еще с прошлого вечера, а Мартин только покосился на Вуди и закатил глаза.

– Слушаюсь, мамочка.

Он пошутил, знаю. И все же поднялся опасный огонь. Я покраснела до корней волос.

– Я тебе не мамочка, ясно?

Понимаю, на меня не похоже. Я редко срываюсь. Я уж испугалась, что Мартин разозлится, но Вуди засмеялся, и Мартин тоже. Я пошла на кухню за стаканом воды под их смех, столь же неприятный, как чьи-то шаги за спиной среди ночи. С тех пор Мартин со мной холоден. Наверное, считает, что я его унизила. Вот я и не купила продуктов, а бронировать столик на воскресный обед уже поздно. Меня грызет совесть.

Что ты за хозяйка такая? – упрекает внутренний критик. – Ты должна следить за домом. Быть хорошей женой и матерью. А ты часами пропадаешь с подругами. Я тебя для этого вырастила?

Сегодня сомнений нет: голос принадлежит моей матери. Она занимается выпечкой для завтрашнего праздника. Яблочный пирог с кардамоном, пасхальный торт симнель, обожаемый Данте пирог с патокой. А на обед будет ножка ягненка с розмарином и чесноком, поданная с зеленым горошком и печеным картофелем, и вдобавок домашние соусы – овощной и мятный.