Осколки тебя

— Верно, Трескунок. И это чертовски забавляет — знать, что ты все понимаешь. Не подходи к Райту! Я не шучу!

Я все-таки отталкиваю его от себя и проскальзываю под рукой. Подхватываю с парты рюкзак, отступая к выходу.

— Ты не можешь мне приказывать, ты мне даже не брат! А Алекс никогда не был сопляком! Он был лучше вас всех! И сейчас он для меня лучше, понял? Чихать мне на тебя!

Я пытаюсь убежать, но Николас не зря нападающий в самой успешной команде по лакроссу за всю историю школы. Он легко ловит мое запястье и дергает на себя. Заставляет привалиться спиной к входной двери, и сам наваливается сверху.

Стоит только удивиться, как в коридоре еще никто не услышал шум, раздающийся из кабинета. Но это скорее всего потому, что сейчас все старшие классы должны собраться на спортивном стадионе, чтобы приветствовать школьную команду по лакроссу.

И Пилар, которая первый год участвует в группе поддержки и жутко волнуется, уже наверняка переоделась и готовится к выходу вместе с другими чирлидершами. И высматривает меня в надежде, что я добавлю ей уверенности.

— Куда, сестричка? Стоять! Я с тобой еще не закончил!

— Отпусти! Немедленно, или я закричу!

Николаса мои угрозы никогда не пугали, не пугают и сейчас. Вряд ли кого-то всерьез удивит семейная ссора между родственниками. Да, подумаешь! Разве сложно найти повод?

— Утка, — шипит он в лицо, — только попробуй кому-нибудь сказать, что не сестра мне, и сильно пожалеешь! Будешь молчать вместе со своей сукой-мамочкой, такой же вертихвосткой, как ты, и благодарить нас с отцом за нашу доброту. Иначе я вам двоим добавлю проблем!

Я давно к этому привыкла — к угрозам Ника. Сначала я не смела сесть на его стул, затем взять его чашку или побеспокоить звуками своего синтезатора, поэтому чаще всего я играла на клавишном инструменте за закрытой дверью своей комнаты, направляя звук в наушники. Или подойти к бассейну при друзьях сводного брата — обо всём этом Ник никогда не говорил при родителях, но зато наедине — сколько угодно.

Когда мы оставались одни, его всегда притягивало ко мне, как магнитом, и он начинал следить за мной, как коршун. А может, мне это только казалось, но я любила, когда он уходил по вечерам. И когда приводил к себе девчонок тоже — тогда Ник забывал обо мне.

Последний год мне очень не хватало Алекса. Вот с ним всегда было легко и свободно.

Став старше, я поняла, почему мама не хотела возвращаться к Марку Холту — он контролировал каждый ее шаг и каждое действие, требовал внимания, но при это я не видела особой нежности в его глазах — мне кажется, он просто не был на нее способен. Или выражал чувства по-своему. Скорее, им владели потребность в Адели и одержимость, которую он пытался скрыть за раздражением, молчанием и дорогими подарками, которыми осыпал жену. Я хорошо понимала, что он нуждался в ней, не взирая на ее желания, но мне всё еще не хватало опыта, чтобы докопаться до сути их брака и всё понять, а мама старалась казаться спокойной.

Но кое-что я видела в ее красивых глазах — то, что сдерживало меня и не позволяло добавить ей огорчений.

Иногда они казались пустыми, словно она была далеко. Словно скрывалась в себе от окружающего мира и в мыслях сбегала куда-то. А иногда, когда она приходила с отцом в школу (я продолжала Марка так называть) и видела меня на небольшой сцене за пианино, или наблюдала мои успехи в учебе, она светилась от счастья — необыкновенно женственная и золотоволосая Адели убеждалась, что поступила правильно, и эта убежденность расправляла ее невидимые крылья, и она возвращалась и начинала жить заново. Я очень любила видеть ее такой.

Мы обе оберегали друг друга, как умели. И уж точно мне не хотелось, чтобы Ник доставил моей маме, решившей изменить свою жизнь ради меня, проблемы.

— Отпусти меня, Ник! Мне нечем дышать! Если ты не прекратишь, я все расскажу отцу, клянусь!

Бледные щеки Николаса краснеют, а дыхание становится шумным и глубоким — такое впечатление, что он меня не слышит. Мы в кабинете одни, и я уже сто раз пожалела, что послушалась мисс Эдвардс и не ушла вместе с Пилар. Сейчас любое другое наказание оказалось бы желанным подарком!

За дверью по коридору кто-то проходит, стучат каблуки нескольких ног, и я уже собираюсь исполнить обещанное и позвать на помощь, когда Николас вдруг сам неохотно отстраняется, но руку с моего запястья не убирает. Повторяет упрямо:

— Мне плевать на отца, Утка. Что он мне сделает? Я его единственный сын! Но мне не плевать на Райта! Я так и не услышал ответ, что он хотел от тебя? И почему у тебя разбита губа? Ты что, с ним… сосалась?! — внезапно догадывается. — Отвечай!

Я устала и не хочу это все продолжать. А Ник не отстанет, пока не поверит в то, во что сам захочет.

— Я уже говорила, что только в твоей больной голове могут возникать подобные мысли! — стараюсь, чтобы голос звучал уверенно. — Это не он хотел, а я! Хотела поговорить с ним об Алексе, но Картер оттолкнул меня, потому что ненавидит. Так же, как ты! Что еще ты хочешь знать?! Что он меня ударил? И почему мне кажется, что тебе бы это понравилось?!