Осколки тебя

— Не думаю, что ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы любить, — сказала я, уходя от разговора и от него.

Я собрала со стола тарелки и пошла на кухню.

Сент последовал за мной. Я повернула голову, чтобы посмотреть на него и увидела его вскинутую бровь; почти игривый жест. Это меня расстроило. Почти так же, как и все эти «Я люблю тебя».

Почти.

Тарелки с грохотом упали в раковину.

— Я видел, как ты чуть не умерла. И я видел тебя очень даже живой.

Его пальцы пробежались по моему бедру. Пальцы — вот и все, что потребовалось, чтобы я практически растаяла.

— Я видел, как ты злишься, так как это твое стандартное поведение. Я видел тебя уставшей. Больной. Нежной. Счастливой, по крайней мере, насколько это возможно. Я видел, как ты вела себя после того, как убила человека. Как ты живешь и как ведешь себя. Я бы сказал, что знаю тебя.

Не самые весомые слова что я слышала от него за все время, но уж точно по теме. Слова и смысл за ними были плотными, настолько, что опустились прямо на дно меня, как ребенок в колодец, чтобы его больше никто никогда не увидел. Но кости навсегда останутся на дне, а крики будут отражаться от стен еще долго после того, как их не станет.

Я открыла рот, чтобы возразить, но Сент не закончил.

— Я знаю, что ты поешь в душе, и что поешь не очень хорошо, но, бл*дь, я согласен слушать твое пение каждое утро, каждую ночь или в любое другое время, когда решишь его принять, раз уж ты не любишь расписание, но, похоже, очень любишь мой душ.

— У меня его нет. — Мне не понравилось, что голос прозвучал как у капризного ребенка.

— Я знаю. И также знаю, что ты используешь меня не ради моего душа, — продолжил он странным, почти дразнящим тоном, соответствовавшим поднятым бровям.

Нетипичное поведение для Сента, но, тем не менее, слабой девочке внутри меня оно нравилось.

— Я также знаю, что ты ведешь себя как стерва почти со всеми, но не настолько, чтобы причинить кому-то боль нарочно. — Он сделал паузу. — Если только они этого не заслуживают. Я знаю, что ты пьешь вино, в основном красное или розовое, если думаешь, что никто не смотрит. Виски предпочтительнее. Я знаю, что тебе снятся кошмары. Не ерунда, как у других людей. Настоящие кошмары. Я пугаюсь просто от того, что вижу тебя в эти моменты. А меня нелегко напугать, детка. Я знаю, что именно из-за них ты плохо спишь, хотя тебе нравится думать, что это потому, что ты художник. Я читал твои книги, детка. Не все, потому что твои книги толстые и их много. Я прочту их все, будь уверена в этом. Итак, я прочитал достаточно, чтобы понять, что ты талантлива. Развратна. Особенная. Так что да, ты художник. Я знаю, что твой разум — твой злейший враг. Что создание историй требует от тебя колоссальных усилий. Я знаю, что ты считаешь себя плохим человеком, но даже если ты и не хорошая, то чертовски необычная.

Сент отступил назад, не стремясь соблазнить меня своей сексуальностью и своим телом, потому что делал это своими словами.

Этот чертов мудак использовал против меня мое же оружие.

Я сглотнула. С трудом, потому что слюна казалась пережеванными кусочками моего гребаного сердца. Затем сложила руки на груди в попытке поспешно воздвигнуть барьеры из чистого ужаса. Никто раньше не замечал во мне всего этого. Никто не подносил ко мне зеркало и не показывал, что он видит. Что они видят во мне. Я ненавидела это.

Взяв бутылку и чистый бокал, небрежно налила вино. Мне нужно было что-то выпить.

— Ты не знаешь, что я нарцисстична и не знаешь насколько. Мне это нравится, — призналась я тихо, со стыдом. — Признание. Слава. Гребаные лайки в социальных сетях. Деньги. Мне нравится свет софитов. — Я глотнула вина. — Знаю, что не должна это говорить. Я ведь писательница и должна заниматься только искусством. И я так и делаю. В какой-то степени.

Я втянула воздух.

— Я — не хороший человек. Я — эгоистка. Я тщеславна. Я никого по-настоящему не люблю, но люблю быть любимой. Быть ненавидимой. Быть кем угодно, только не невидимкой. Я манипулирую людьми. Я манипулирую тобой.

— Я знаю, что ты манипулируешь мной. И также знаю, что позволяю тебе.

Я открыла рот, чтобы возразить, но не успела. Выражение лица Сента изменилось так быстро, что я на секунду опешила. Он переместился так, что оказался между мной и входной дверью, выхватив нож.

Я не стала спрашивать его, что происходит, потому что знала, что что-то происходит. Я чувствовала это. В воздухе висело напряжение, было опасно тихо. Живя здесь так долго, я научилась различать разные виды тишины. И тишина сейчас была неестественной для этого места.

Меня бесил тот факт, что я стояла позади Сента и без оружия. Его хватка на моем запястье была настолько сильной, что еще немного и оно сломается. И мне не нравились мои крохотные шансы вырваться, чтобы пойти и достать собственное оружие. Пока что мне придется полагаться на то, что Сент защитит меня несмотря на то, что от одной этой мысли мне становилось физически плохо.