Осколки тени и света (СИ)

– Обязательно, – покивал тёмный, мрачновато и настороженно зыркая куда угодно по сторонам, только не на меня. – Всем бы при встрече говорил, что я есть. Честное не… – Ине вдруг замолчал на полуслове. От него отчетливо потянуло тьмой и тут он на меня и посмотрел. Жутенько. Цапнул за руку, разворачивая и задавая направление, еще и в лопатки подтолкнул.

С моей стороны пологий склон усеивали плоские, как сковородки, камни, обрамленные все той же травой. Со стороны темного сковородок было меньше, зато имелись знакомые мне по воспитательному оврагу кусты с колючками в палец длиной. Оставалось только вперед.

– Мне заткнуться? Можно же сказать, а не пинаться.

– Заткнись, – сказал каланча, и снова подтолкнул. Щит чпокнул, как лопающийся пузырь, я проскакала вперед, запуталась в траве, но меня изловили за пояс штанов. Ине чуть присел, боднул меня плечом в живот, обхватил пониже ж-ж-ж, выпрямился, и я оказалась там, где и мечтала – с прочей поклажей. Дурацкая птица опять хотела мне по голове настучать, но я увернулась.

И правда, зачем нам лошадь, если каланча сам прекрасно справляется. Знать бы еще, зачем ему на такие подвиги идти. Тьму распустил до мельтешащих мушек в глазах. Ощущение – будто в облако окунули. Вата и вата. А еще тревога. Страх пустил щупальца по позвоночнику. От Ине остро запахло горячим железом и… Он боялся. Это его страх. И мой теперь тоже. Горизонт за нами терял очертания. Серые плотные облака провисали к земле, а им навстречу тянулось такое же плотное марево, в котором что-то тошнотворно шевелилось.

Темный становился, стряхнул меня и оба рюкзака. Полез в свой, переложив из него ко мне какие-то мелочи, резко затянул горловину и завершающим штрихом сунул в руки дубинку.

Я в панике вцепилась в его руку, рыбой разевая рот, потому что слов не хватало. А у него на все случаи хватало слов. И сил, чтобы отцепиться от меня.

– Дуй отсюда, быстро. Вон туда в распадок, потом за холм, и через мост.

– Нет! Нет! Я с тобой!

За ремни хватать было удобнее, что я и сделала, бросив шипастую дубинку. Воткнулась носом в куртку, жадно хватая воздух с его запахом. Вдыхала, а выдохнуть не могла. У меня уже в голове звенело.

– Уходи, уходи, огонёк… – зашелестели в волосах угольки, горячее дыхание, опалило висок. Большая ладонь легла затылок, и я наконец выдохнула.

– И… Ине… И не на… Не надо…

Чтобы протестовать, пришлось чуть отодвинуться от его груди, и темный тут же поймал меня взглядом, приподнял лицо за подбородок, будто с какой-то дури собрался поцеловать, но где я, а где поцелуи. Сейчас колданет, и я сама вприпрыжку прочь побегу и опомниться не успею, а для такой магии как раз нужен зрительный контакт.

Я уже однажды ушла и помню, как это, считать минуты ударами сердца, теряя надежду с каждым новым. Я тогда ушла. Теперь – нет. Крутнула головой, выворачиваясь, и снова спрятала нос туда, где тепло. Мне было так же страшно, как когда Ине не мог дышать. Теперь не могла я, а он, прогоняя, своей рукой затягивал удавку на моей шее.

– Вот дура упрямая, прости тьма... Уходи.

Я повозила головой из стороны в сторону, сцепила руки еще сильнее, пробравшись ими под пояс куртки за спину поверх рубашки. Могла бы – и под рубашку бы влезла. Там было горячо и шуршало.

– Бездна с тобой, – сдался темный, обнял в ответ, а моему лицу сделалось мокро. – Но если тебя потащит за грань, из-за того, что на тебе нарисовано, я туда за тобой не полезу.

– Ла… Ладно, – всхлипывая, заикаясь и вздрагивая под его руками, сопела я.

– Нам тут край, понимаешь?

– По… Понимаю.

– Лучше сдохнуть вдвоем. Конечно. Отличный вариант.

– О… Очень. И не… Ты не… Ты золотко не посчитал.

– Посчитал.

– Ты!.. Ты!.. – я оттолкнула темную скотину так же сильно, как до этого за него цеплялась.

– Угу, да. И это тоже. И… Фу-у-у, всю куртку со… слезами вывозила, и-и-искорка, – сказал каланча и брезгливо оттер место истерики натянутым на кисть рукавом. Подобрал наше барахло, мое надел мне на спину, как раздраженные родительницы надевают на упрямых отпрысков теплый жилет, а чадушко мотает из стороны в сторону в порывах материнской любви, и всучил мне дубинку. – Идем.

– Куда?

– В распадок, потом за холм, и через мост. Если успеем.

– А там что? – я поежилась, оглянувшись на клубящуюся графитовую взвесь.

На уши давило тьмой. Чужой и голодной. Стылой и липкой, как старый туман в овраге, куда даже днем не заглядывает солнце.

– Не-мертвые. И вечный. Некрарх, – Ине перекосило, будто он в своей жизни ничего отвратительнее не знал.

– А если не успеем?

– У тебя есть последний аргумент.

– А у тебя?

– Ты.

Я перехватила дубинку, удивительно удобно легшую в ладонь, а темный перехватил меня.

– В случае чего, брошу тебя, ты заболтаешь его до потери ориентации, а потом тюкнеш по башке, – продолжил каланча уже на ходу.

– Поможет?

– Мне – да. Он отвлечется на тебя, а я отбегу подальше.

Я возмущенно дрыгнула ногами и обмякла.

– Ине, – тихонько сказала я. – Мне очень страшно. Как той ночью, когда ты спал и жук…

– Я знаю, огонек. А теперь – не смотри.

Я пристроила дубинку в петлю его рюкзака и послушно закрыла глаза.