Осколки зеркала моей взрослой жизни

Отца не стало вдруг в три года у шалуньи,
Мать пропадала в театре… Как-то надо жить…
Одна она была в квартире аж с полудня,
Играя – как и мама в театре, – не скулив.

А кукол не было. У ней была бумага,

И из нее их мама ловко мастерила.
От этих куколок имелся дух имаго:
Воображала действо, с ними говорила…

Ей мамочка не могла позволить сладости:

Мороженое, пончики или конфеты…
А для малышки это – источник радости,
Ребенок еще мал и не растет аскетом.

А тут такое искушенье! В сумке… деньги.

Быть может мамочка и не заметит даже…
Хотелось ей покаяться об инциденте,
Но мать копила деньги и была на страже.

Как мама плакала, ту кражу обнаружив!

Она, конечно, знала об ее желаньях
И не ругала, тем ее обезоружив…
Ведь понимала – крошке нужно воспитанье.

Однажды крошка малярией заболела.

Мать ей лекарство по часам принять велела,
Показывая, как будут выглядеть часы…
И нечем сладким было ту горечь закусить.

На день рожденья ее как-то приглашают

К соседям рядышком, в более богатый дом…
Она поспешно вкусный пирожок съедает,
Ей блюдо с ними пододвигают, видя то.

И тут она характер сразу проявляет,

Отказывается молча напрочь что-то есть.
Что съела быстро пирожок… она страдает.
Она решила, что не уронит мамы честь.

Одно весьма суровое воспоминанье –

Увозят маму заболевшую в больницу,
Ее, еще совсем малышки, то страданье…
Куда увозят ее маму эти лица?

И уже взрослой в Москву приехав, не могла

Она лет тридцать слышать песню «Эх, дороги»…
Ведь неотложка маму из дому увезла:
Напоминала эта песня те тревоги.

И ее матери характер и привычки

Она взяла для своей жизни за основу.
Рожденная на севере, теперь москвичка:
Ее характер, как у матери – суровый.

Альберт Эйнштейн…

Кому же показал язык Эйнштейн
На всем известной черной литографии?
Он выиграл в те годы его гейм
И тем заслуживает эпитафии.

Ведь он рассматривал свою модель,

Как некую ступеньку в познавании,
Чтоб в будущем пробить в умах туннель
Теории такой существования.

Теории относительности гений –

Альберт Эйнштейн бессмертен навсегда!
Он вызвал в жизни столько недоумений,
Что споров не смолкает суета.

Потушен до утра ночник