Мария Даниловна всегда бдительно следила, чтобы дети не играли опасными предметами — палками, ножами, спичками. Когда Вале и Асе было одиннадцать и семь лет, она отобрала у них каким-то образом попавшую им в руки зажигалку. Не дай Господь, обожгутся или дом спалят!
«Дорогая мама! Прошу отдать нам зажигалку. Просим и умоляем!!!!! Целуем руки!!!!
9 марта 1914 года. В. Тарковский и Ася
Кстати, два брата были совсем разные. Назар Юрьевич Тобилевич, почти папин ровесник и его двоюродный племянник, вспоминает, что Валя был отчаянным заводилой, а папа — тихоней.
Когда вслед за Февральской и Октябрьской революциями началась Гражданская война, Валя уже играет во взрослые и по-настоящему опасные игры. С семнадцатого года он уже революционер, сначала коммунист, потом эсер. Став одним из организаторов кружка революционеров-анархистов и примкнув к украинской Конфедерации анархистов «Набат», он обзаводится огнестрельным оружием. Напрасно отец, которому политика испортила жизнь и карьеру, старается охладить революционный пыл Вали, тот не обращает внимания ни на шутливые пародии Александра Карловича, высмеивающие шумные собрания анархистов, ни на серьезные его доводы. Валя с головой увлечен революцией. Он пишет пламенные статьи и стихи под разными псевдонимами, одним из которых была романтическая фамилия Кид.
Вот выдержки из его статьи «Контрреволюция»:
«На всех устах, на всех знаменах, во всех газетах только и слышно: контрреволюция, контрреволюция… Даже больше — выдвигаются комиссии по борьбе с контрреволюцией. Что же такое эта контрреволюция, чего она хочет, кому она грозит и кто ее олицетворяет?
Контрреволюция есть реакционное движение, направленное против движения революционного, стремящееся уничтожить все завоевания революции, движение, целью которого является возвращение к старому, возвращение к тому строю, при котором буржуазия имеет возможность беспощадно эксплуатировать рабочих, а помещик крестьян… Естественно, что при таких тезисах, выставленных контрреволюционным движением, оно представляет большую опасность для трудящихся масс».
Гражданская война на Украине разгорается все жарче. Папа часто цитировал строчку: «Туда, где Знаменка дымится и пышет Елисаветград». Город переходил из рук в руки — австрийцы, белые, красные, бандитские отряды атаманов Зеленого, Тютюнника, Маруськи Никифоровой, собственноручно расстреливавшей белых офицеров, к которой попал в плен одиннадцатилетний «хлопчик» — папа.
Валя в этой страшной вакханалии чувствовал себя как рыба в воде. Мальчик, росший под неусыпной материнской опекой, носивший в детстве девчоночьи платьица, не знает ни осторожности, ни чувства страха. Он агитировал за советскую власть, писал и расклеивал воззвания, доставал оружие.
Однажды его остановил патруль. Валя держал руки в карманах брюк, в каждом из которых было по револьверу. «Руки вверх!» — скомандовал солдат, и Валя поднял обе руки вместе с револьверами. Солдат похлопал его по карманам и, не глянув вверх, отпустил.
В Страстную субботу, 12 апреля (в девятнадцатом году была ранняя Пасха), Валя исчез из дома, оставив записку:
«Дорогие папа и мама! Я уезжаю по Елисаветградскому уезду агитировать. Не сердитесь! Я вернусь через две недели. Опасности никакой нет. Целую вас и Асю очень крепко.
Валя
Убитая горем Мария Даниловна бросается разыскивать его товарищей, чтобы выяснить, куда и с кем отправился Валя. Ей удается узнать, что он с другом Карташевым уехал за восемьдесят километров от Елисаветграда, в село Глодоссы.
На следующий день от Вали приходит телеграмма:
«Апреля 13 дня, в 11.30. Глодоссы лекция сегодня. Валя
Мать шлет сыну телеграммы с требованиями немедленно вернуться домой. Узнав, что кто-то едет к Вале, она и Ася пишут ему письма.