Осколки зеркала

Может быть, из-за любви к лошадям папе так часто снился один и тот же сон. Он лежит на кровати и слышит издалека стук копытец по деревянному полу. В открытую дверь вбегает лошадка, маленькая, меньше, чем пони, темно-коричневая. Она подходит к папе, и он гладит ее. Но ведь это был лишь чудесный сон, наяву таких миниатюрных и милых лошадок не бывает, а большие лошади невозможны в городской комнате. Но зато в такой комнате может прекрасно ужиться другой зверь…

Папа и мама поженились в 1928 году. Жили они в одной комнате коммунальной квартиры. Комната была светлая, солнечная, окно ее выходило в сад. Родители были тогда слушателями Высших литературных курсов, то есть студентами. Жили они бедно и голодно, иногда их ужином был «поджаренный» на воде репчатый лук. На последние деньги они покупали папиросы, потому что оба курили. Но у папы были плохие легкие, поэтому даже зимой в их комнате часто была открыта форточка.

И вот в один прекрасный воскресный день в эту открытую форточку впрыгнула кошка, обыкновенная тигровая кошка. Она задержалась на минуту, и родители увидели, что в зубах кошка держит кусок мяса величиной с ладонь. Оглядевшись и не обращая никакого внимания на наблюдавших за ней хозяев комнаты, незнакомка спрыгнула вниз, положила на пол у печки мясо и исчезла за окном. Через несколько минут она снова появилась, и снова с куском мяса, который занял свое место рядом с первым. Потом снова исчезла и снова вернулась, и опять с таким же куском антрекота. Больше она уже не уходила, а уселась возле печки и стала вылизывать свою шерстку.

Родители, обомлевшие от происходящего, решили, что это сам Господь послал им роскошный ужин. Они вымыли три антрекота, поджарили их на сковородке (масло по такому случаю заняли у соседей) и сытно поужинали впервые за несколько дней, не забыв угостить тигровую киску. Таким чудесным образом пришла в дом молодых Тарковских кошка Муська и прожила с ними какую-то часть своей короткой кошачьей жизни…

Это мама с котенком. Сзади виден деревянный Щелкунчик

Сколько видимых и невидимых миру слез пролито детьми, жаждущими иметь собаку или кошку! Родители выкидывают за дверь притащенного с помойки котенка, выгоняют беспризорного щенка, принесенного со двора. Когда мы с Андреем подросли, то мама и бабушка не запрещали нам иметь в доме животных, хотя они порою и доставляли всем неприятности. В Юрьевце, в эвакуации, мы, конечно же, не могли обойтись без кошки. Эта наша подруга прославилась тем, что принесла в дом (вернее, в одну маленькую комнатку) массу блох, которые радостно переселились с кошки в наши желтые одеяла из верблюжьей шерсти, купленные еще до революции Николаем Матвеевичем. Приходилось время от времени вывешивать одеяла на мороз и вычищать их щеткой — скребком, которым некогда мыли корову Голубку…

Но самой любимой кошкой в нашей семье была кошка Капа, которая прожила на Щипке больше десяти лет.

Ранней весной 1945 года, гуляя на заднем дворе, мы с Андреем увидели большую пушистую кошку. Тогда в Москве было совсем мало живых существ, почти не было ни собак, ни кошек, да и людей было немного, война опустошила город. Разве что только крыс развелось порядочно, давно известно, что они сопутствуют беде и разорению. И вдруг — кошка. Да еще пушистая. Мы ее приманили, поймали и принесли домой, абсолютно не думая о том, что она может быть чьей-то. Кошка осталась у нас, а летом в деревне, где мы жили «на даче», она родила котят. Как-то утром, проснувшись в деревенском доме в комнате с бревенчатыми стенами, вместо обычных кошкиных «подарков» — дохлых мышей и бурозубок — я обнаружила у себя на кровати двух маленьких котяток, детей пушистой кошки. Один был тигровый, другой — белый с пятнами. Кстати, вскоре выяснилось, что котята — девочки. Пушистая кошка оказалась дрянной матерью, и котят выпестовала я. Белую кошечку я назвала Ясой, а тигровую, за пятнышки-капочки на животе, — Капой. Капа осталась у нас, второго котенка отдали, как говорится, «в хорошие руки». Была Капа удивительно умной кошкой, узнавала шаги своих еще издали, в коридоре, и бежала к дверям встречать маму, Андрея или меня…

Андрей с кошкой Капой

Капа жила с нами и тем голодным летом 1947 года, о котором я писала в рассказе «Шуба». Теперь я знаю точное название того места: станция Усад, деревня Молодино. Мы с Андреем выходили из дома бродить по окрестностям, а кошке строго-настрого наказывали сидеть дома и оставляли ее под замком. Но дом был весь худой, и Капке ничего не стоило выбраться наружу. Дорога наша шла вдоль капустного поля, и кошка, зная, что ей не велено с нами идти, бежала среди кочанов капусты, жалобно мяукая, но не показываясь на дороге. Мы долго делали вид, что не слышим кошачьих стенаний, но наконец снисходили, и я говорила тихим голосом: «Ну, Капочка, иди сюда». И она радостно выскакивала на дорогу, взбиралась на мое плечо, и дальнейшая прогулка совершалась уже втроем — Андрей, кошка и я…