Осколком оборванная жизнь

— Чтобы не терять времени на объяснение, прошу вас, Николай Парфентьевич, к карте, — показал он на покатый стол и сам пододвинул к нему свою рабочую «карту раздумий». — Вот мое предварительное решение второго варианта ввода в прорыв в полосе армии Крылова танковой армии маршала Ротмистрова. Давайте, Николай Парфентьевич, представим на этом направлении все трудности, неожиданности и порассуждаем вслух, что надо делать, чтобы здесь ввести в прорыв не только конно-механизированную группу, но и танковую армию.

— Я готов, товарищ командующий, — генерал Баранов по давнишней привычке (за его плечами было две войны — империалистическая и гражданская) привстал и опустил руки по швам. — Начнем с исходного положения… — Теперь генерал Баранов овладел инициативой. Склонясь над рабочей картой, он деловито и обоснованно выкладывал свои соображения.

Командующий сидел полубоком к нему и внимательно слушал. Они внимательно просмотрели по двухкилометровке весь предполагаемый путь танкистов и на сомнительных местах и преградах поставили знаки и цифры инженерного обеспечения. А когда Николай Парфентьевич поставил на карте последний знак, генерал Черняховский поднялся и крепко пожал его руку:

— Большое спасибо, Николай Парфентьевич! Вы укрепили во мне веру в реальность этого плана.

И снова Черняховский с Покровским и Иголкиным долго трудятся. Наконец все, что касается первого этапа Белорусской операции, полностью отработано.

— Спасибо вам за столь великий труд. Всего хорошего!

Проводив их до дороги, он возвратился к дому и там, в гуще кустов, опустился на скамейку. Издалека доносилось гудение самолета, но звонкая трель и щелканье соловья заглушали его гудение. И как он был огорчен, когда гулко хлопнула дверь и спугнула ночного певца.

— В чем дело? — Черняховский поднялся навстречу бежавшему к нему подполковнику Комарову.

— ВЧ. Москва. Управление кадров, — доложил тот.

— Управление кадров? — не без удивления повторил Черняховский и торопливо направился в дом.

После короткого взаимного приветствия начальник Главного управления кадров сообщил, что генерал Берзарин назначается на 3-й Украинский фронт.

— На более высокий пост?

— Нет, — ответил начальник кадров. — Командармом пятой ударной.

— Командармом? Как же так? Почему? — с ноткой возмущения спросил Иван Данилович. — Генерал Берзарин прекрасный командарм и военачальник. Он достоин более высокого поста… Я, товарищ генерал, протестую. Уверен, что мой протест поддержит и Военный совет… Менять командарма в такой исключительно важный момент просто недопустимо. Я вынужден сейчас же по этому поводу обратиться к товарищу Сталину…

— Не советую, — мягко остановил его начальник кадров. — Назначение генерала Берзарина решал сам Верховный.

Раз решил Верховный, то возражать было бесполезно.

— А кто же вместо него? — более сдержанно спросил Черняховский.

— Не менее достойный и заслуженный, знакомый вам Герой Советского Союза генерал-лейтенант Люд-ников Иван Ильич.

— Кандидат действительно достойный. Но все же, товарищ генерал, прежде чем делать такое предложение Верховному, надо было с нами, я имею в виду — со мной и членом Военного совета, согласовать.

— Не мог. Сам узнал постфактум. Моя задача — согласовать с вами кандидатуру генерала Людникова. Что доложить Верховному?

Черняховский задумался. И только тогда, когда в трубке прозвучало: «Так что же?» — ответил:

— Я согласен. Но это надо согласовать с членом Военного совета. Разрешите дать окончательный ответ минут через двадцать?

Последовал ответ: «Хорошо».

Иван Данилович медленно опустил трубку и застыл, придавленный тяжелым раздумьем: ему было очень жаль расставаться с Николаем Эрастовичем Берзариным.

Позвонил Макарову. Василий Емельянович тут же пришел.

— Что случилось?

Иван Данилович рассказал ему весь разговор с начальником ГУКа.

— Может быть, запротестуем? — предложил генерал Макаров.

— Не надо. Ивана Ильича Людникова я хорошо знаю. Мы вместе с ним громили врага и в сражении за Курск, и в Курской битве, и в боях на Правобережной Украине.

— Раз так, чего ж раздумывать? Я — за.

10

Утром 31 мая 1944 года генерал И. Д. Черняховский прибыл в Москву и направился прямо в Генеральный штаб. Там в присутствии Маршалов Советского Союза А. М. Василевского и Г. К. Жукова, генерала армии А. И. Антонова его посвятили в замысел Белорусской операции «Багратион», который предусматривал ликвидацию выступа противника в районе Витебск, Бобруйск, Минск и выход на фронт Дисна, Молодечно, Столбцы, Старобин. Здесь открывались ворота для полного освобождения Белоруссии, Прибалтики, а дальше и Польши.

По этому замыслу предполагалось нанести два мощных концентрических удара по флангам войск противника, оборонявшегося в Белорусском выступе: с севера — силами 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов в направлении на Сенно — Борисов— Минск и с юга — в направлении Бобруйск — Минск. В районе Минска окружить и уничтожить основные силы армий «Центр».