Когда солнце заглянуло в огромное окно палаты, я уже заканчивал излагать свою историю. Блокнот почти закончился, в нём осталось всего две страницы. Это хорошо, значит произойдёт ещё что – то, о чём мне стоит рассказать.
Я закончил вовремя, так как больше не смог бы писать ввиду кучи навалившихся вдруг обстоятельств. Сначала появилась сестра, и недовольно ворча, воткнула по капельнице в обе руки. Просто мне пришлось уговорить доктора, чтобы на ночь он меня отвязал, тем самым освободив от капельниц. Сам доктор, пришедший в палату вместе с каким то высоким мужиком, долго журил меня, за то, что я не спал всю ночь. Конечно, он не был провидцем, просто прямо над моей кроватью висела небольшая камера, да если бы её и не было, моё бодрствование можно было бы определить по показаниям многочисленных датчиков, подключенных к моему телу.
Мужик оказался светилом в кардиохирургии и представился Виктором Моисеевичем. Оказывается, это он будет меня оперировать. Для этого он прервал свою практику в Гамбурге.
Наша с Моисеевичем беседа была долгой. Он проводил мне ликбез по общему строению сердечнососудистой системы человека. В рамках этого курса он объяснял мне мой тяжёлый случай, а так же приводил примеры счастливого исцеления больных, подобных мне. По правде сказать, я не слышал оптимизма в голосе Моисеевича, да и сам он подтвердил общую версию о том, что процент удачного исхода минимален, но он в свою очередь сделает всё, чтобы с помощью моего случая поднять этот процент.
– В любом случае, ты должен быть готов ко всему! – Сказал он мне прощаясь.
Мог бы и не говорить, ведь я уже давно готов.
Потом пришёл Михалыч, почему то один, без Женьки.
– Она немного задержится, – ответил он на немой вопрос, нарисовавшийся в моих глазах.
– Может это и к лучшему, потому что я хотел поговорить с тобой наедине. Михалыч снял очки и протирал их кончиком полы халата. Он не мог скрыть своё волнение, которое выражалось в хаотичных движениях головы и рук. Белки его глаз были розовыми – опять не спал всю ночь.
– Как же так, Саша, – уголок его губ задрожал и он снова снял очки, чтобы смахнуть побежавшие из глаз слёзы. – Ты уж прости меня за эту слабость, дай Бог всё будет хорошо.
– Бог даст всё будет, как и должно быть. Иван Михалыч, да вы не расстраивайтесь. Всё равно мы с вами кое – что успели. Надеюсь, что теперь будет легче удержать ваше предприятие на плову.
– Какое там предприятие, разве об этом сейчас речь? – машет он рукой. – Мне жалко… – его плечи дрожат, и он снова закрывает лицо. – Мне жалко, если мы вдруг тебя потеряем именно сейчас. Обещай…обещай, что останешься…останешься с Женькой, со мной. Ты нам нужен…
– Не могу, Иван Михалыч. Вы же знаете, что от меня это не зависит…Мы же с вами были готовы к такому исходу. Хорошо, что свадьбу не успели… – теперь уже срывается мой голос, и комок в горле не даёт договорить.
– Нет, Саня, она будет твоей женой в любом случае. Это её решение.
Я смотрел в его красные усталые глаза и не мог понять, о чём он говорит.
– Она такая молодая, у неё вся жизнь впереди…
– Это её решение! – повторяет Михалыч и в его голос возвращается свойственный ему металлический стержень. – Тем более есть ещё одна причина.
– Я не понимаю…
– Саш, ты не волнуйся, тебе нельзя. – Михалыч плавно берёт меня за плечи, не давая приподниматься на кровати. – Давай мы её дождёмся, и тогда всё станет ясно.
Я пожимаю плечами и улыбаюсь этому ставшему мне до боли родным старику.
– Я хочу тебе сказать, чтобы ты знал. Я встречал на своём пути очень много людей, но такого как ты…Ты же сам не знаешь себе цены.
– Теперь знаю – я улыбаюсь ещё шире.
– Чтобы там не случилось, Сашка я…
24
В дверях появляется Женька. Всю палату заливает ярким солнечным светом. Сегодня она в макияже, который делает её немного старше, но ещё красивее. Кроме макияжа чувствуется ещё что-то несвойственное ей, то, что я не могу определить сразу. Точно, это же платье! Свадебное платье, розоватого оттенка, длинное до самого пола, то, что мы вместе с ней покупали в салоне. Что вообще происходит. Она подлетает к моей кушетке, склоняется надо мной, надолго прижимается губами к моим губам. Я чувствую её сладковатый цветочный аромат, который доводит меня до дрожи. Её губы отрываются от моих, отстраняются всего на сантиметр, и шепчут: «Я тебя люблю». Рыжие волосы, пологом свисают над моим лицом, полностью отгораживая нас от всего этого мира.
– Я тебя люблю! – эхом отвечаю я.
– Обещай, что будешь удивляться, но не волноваться! – продолжает шептать Женька.
– Это как? Разве это возможно?
– А ты постарайся. Тебе ведь нельзя волноваться.
– Я постараюсь.