Всё ясно! Всё кончено! Я отчаянно тараню снег, сплёвываю стекающую в рот горькую талую воду. Всё ясно! Я знаю человека, который может точно рассказать, как всё было. Этот человек Баха. Господи, как же я не догадался? Его ни в коем случае нельзя было оставлять одного. Он ведь тоже знал и специально отправлял меня к матери. Он отводил от меня удар.
«Я сделаю всё, чтобы мы с тобой ещё пожили» – я слышу его голос так отчётливо, будто на мне наушники.
– Нет, дружище, ты не прав. Мы должны были умереть вдвоём! Скажи, как мне теперь одному?
– Саня, запомни одну вещь. Ты теперь никогда не будешь один, – снова отвечает мне голос из невидимых наушников.
– Точно, вот только с киргизом рассчитаюсь, и мы с тобой воссоединимся.
Я продолжаю рыча продираться сквозь снежную бурю, проезжаю под изогнувшимся удавом, пересекаю пустую дорогу, поднимаюсь вверх, вдоль улицы Одесской. Я куда-то целенаправленно двигаюсь, словно имею чёткую цель. Во мне нет отчаянья, апатии или горечи, осознания того, что я потерял самое лучшее, что у меня было в жизни. Мои силы словно удвоились.
«Куда теперь, в ментовку? А что там? Что я скажу, чем они помогут? Может к Антону? Точно! Нужно найти Антона, у него есть связи, он поможет. Мы вычислим этого киргиза и всю его шайку».
– Это так не работает, ты же знаешь. Ты не можешь вернуть чужой бумеранг. Можешь, правда запустить свой, но и вернётся он опять же к тебе.
– Что мне делать Длинный? – я останавливаюсь, тяжело дышу и размазываю талый снег по лицу.
– Забыть всё и жить дальше!
– Я не могу так!!! – крик вырывается из меня со слезами, меня бьёт судорога, и я начинаю громко в голос рыдать. Бабушка в синем пальто останавливается и смотрит на меня, не решаясь подойти.
– Сможешь, Саня! Тем более ты не один! Не забыл?
Я через силу улыбаюсь и делаю бабуле жест, мол, со мной всё в порядке.
– Я вытираю слёзы, сморкаюсь в перчатку и уверенно двигаюсь вперёд. Я еду домой. Пытаюсь вспомнить его в то утро, когда я уходил, и мы виделись в последний раз. Он смеётся, хлопает меня по плечу. О чём мы говорили? Я его о чём-то спросил…точно, спросил.
– Я всё хочу тебя спросить, но забываю. А почему Длинный? Откуда взялось это прозвище?
Он хлопает меня по плечу, обнажает крупные белые зубы, из блестящих глаз тёплое свечение.
‒Да неважно это. Потом расскажу, когда вернёшься. – Он смущённо улыбается, словно скрывает что-то до поры до времени, какой-то сюрприз, о котором пока рано говорить.
Не доезжая до перекрёстка, останавливаюсь, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и еду в обратном направлении. Рыча, прокладываю себе дорогу, снова вниз по Одесской, проползаю под удавом. Продираюсь между серыми стенами гаражных блоков, возвращаюсь к бункеру. Подкатываюсь к куче мусора возле ворот, сгребаю с неё снег, начинаю копаться. что-то должно здесь быть. Я не могу вот так уйти и не оставить что-то от тебя.
Обгоревшие тряпки, обугленные доски, битые тарелки, оплавленный кусок магнитолы, дверца шкафа, стёкла, дверная ручка, снова стёкла. Вот, нашёл! Из чёрной горки золы я достаю чётки. Они абсолютно целые, не обугленные, и даже скрепляющая их нить осталась невредимой. Я надеваю чётки на ладонь правой руки, большим пальцем двигаю чёрные бусины.
КЛАЦ – КЛАЦ!
Часть четвёртая
1
– А почему Длинный? Откуда у тебя это погоняло?
– Долгая история, Саня, как – нибудь потом расскажу. Ты давай, не соскакивай с темы. Организуешь мне точку?
– Думаешь это так просто, переход на Арбате? Знаешь, сколько там одно место стоит? Чего тебе в метро не работается?
– Надоело, Саня! Хочется чего – то нового, свеженького. Там всё одно и тоже повторяется, а повтор это начало конца.
– Не живётся же тебе спокойно. Ты у меня один из лучших там был. Кем я тебя заменю? А эта твоя авантюра ещё не понятно будет работать, или нет.
– Это не авантюра, а золотая мечта. Не беспокойся, будет работать и ещё как. Подшей карманы, если дырявые.
– Длинный, всё не так просто, нужно пока подумать. Я буду думать, а ты пока поработай ещё в метро.
– Чё тут думать, Саня. Давай так, или да, или нет. Если «нет» я домой поеду, мать уже сто лет не видел. Ели «да», начинаем прямо сейчас. С тебя переговоры на счёт точки в переходе, маленький столик и книги по списку. На раскачку день два и выходим. Да, или нет?
«КЫС – КЫС – КЫС»
Я вытягиваю перед собой руку с расправленной ладонью. Секундная пауза и шершавая клешня Сани впивается в мою ладонь, больно защемив кожу безымянного пальца основанием огромной золотой печатки.
– Умеешь ты уговаривать, Длинный. всё-таки жалко, что ты из метро уходишь. Там к тебе уже привыкли все, полюбили…
– Это уже в прошлом Саня, проехали. Давай , завтра решай на счёт точки, а я так и быть отработаю последний день.
– Лады! – Потрескавшиеся сухие губы Сани растягиваются как меха гармошки, оголяют осколки зубов и золотые коронки. Он треплет моё плечо здоровой медвежьей лапой; прощается; мягкой пружинистой походкой идёт к двери. – Спокойной ночи, пацаны, до завтра!