Осколок его души

— Хорошо, — вдруг сказал наставник, — середина зимы значит?

— Да.

— Тогда вам следует побыстрее закончить с тем, чем вы там занимаетесь… Полотно не терпит разбитые души.

Они говорили о чем-то ещё, но, кажется, я решила, что сон стал каким-то слишком скучным.

Утро следующего дня было, пожалуй, самым странным в моей жизни. Даже пробуждение в постели наследника выглядело куда менее абсурдно, чем Рэби, который сидел в проходе и Китарэ, чья голова покоилась на коленях наставника. Эта парочка была похожа то ли на забулдыг, что не смогли доползти до своих постелей, то ли на кем-то забытые в коридоре куклы. Китарэ, как и положено императорской особе, спал согласно этикету, сложив ручки на груди, не храпел и выглядел донельзя приличным. Чего никак нельзя было сказать о Рэби, что практически нависал над головой Китарэ и время от времени хрюкал тому в лицо, явно пугая последнего, то и дело, заставляя его вздрагивать.

Стараясь не тревожить чуткий сон моей охраны, я аккуратно поднялась с постели, которую Рэби расстилал в гостиной на ночь, и осторожно переступая через распластанные по всей комнате тела, отправилась к себе. Моё горло продолжало неприятно саднить и, несмотря на повышенную регенерацию, думаю, сегодня вряд ли смогу полностью восстановиться. В принципе, это было нестрашно. Не могу сказать, что неспособность болтать без умолку меня сильно расстраивала. Я осторожно сняла свой костюм, ощущая неприятную ломоту в теле от того, что приходилось поднимать руки. Попыталась снять бинт с шеи, но за ночь повязка прилипла к коже, а лишний раз тревожить рану не хотелось. Потому я решила, что можно помыться и так. Странное дело, но я поймала себя на мысли, что меня совершенно не пугает то, что я одна в месте, где едва не умерла. Ну, было и было, подумаешь… Вот, примерно так, я себя ощущала, смотря на окно у которого вчера всё произошло. Кто-то явно постарался, убирая следы: ни капли крови, ни соринки.

Ледяной душ вернул бодрость телу и ясность уму. Было ли сном то, что я услышала этой ночью? Что-то мне подсказывало, что нет. Возможно, я не всё правильно поняла, но раз Рэби рассказывал это в полной уверенности, что я его не слышу, то выпытывать у него подробности пока бесполезно. Я старалась не думать о том, что он говорил о девочках способных призвать своё отражение. Не хотелось думать о себе в каком-то исключительном ключе. Только этого мне не хватало. Я решила сконцентрироваться на том, что к середине зимы, я должна быть цела, невредима и способна войти в колыбель своей стихии. Это было самым важным!

— Турийские леса… — прошептала я, облачаясь в кимоно, что выделил храм. В конце концов, зимний вариант был самым теплой и закрытой вещью, что у меня была. — Место, где меня невозможно убить? — пробормотала я, принимаясь за свои волосы. — Какая ирония.

Это на самом деле было забавно. Место, где я потеряла всё, где едва не умерла, где прошли самые тяжелые годы в моей жизни и где я готова была встретить свой исход по сути было моей крепостью.

Стук в дверь заставил меня вынырнуть из собственных размышлений. Не дожидаясь моего ответа, на пороге возник Рэби. Немного помятый после бессонной ночи, но всё же донельзя довольный.

— О, готова, хорошо, — расплылся он в улыбке. — Величество велел подождать его, сказал, на завтрак тебя проводит, — поиграл бровями этот двухметровый мужик, которого, по всей видимости, это известие несомненно радовало.

— Чему ты радуешься, могу я спросить?

— Ничему, — продолжая покачиваться в такт одному Рэби известной мелодии, сказал он. — Повязку наложить?

— Не надо, за воротом не видно, — отмахнулась я. — Так, всё же?

— Дремучая ты девка, всё же, — было мне ответом, хотя, это и не испортило настроение наставнику. Судя по скрипу половицы, он продолжал свои конвульсии, напоминающие дикий танец, пока спускался на первый этаж.

За эту ночь природа совершила очередной виток, укутавшись точно в невесомую вуаль, сотканную из хрусталиков льда. Ещё не снег, совсем не то пышное одеяло, что в это время укрывает землю в Турийских лесах, но уже и не та яркая необыкновенная осень, что горела пожаром ещё вчера. Казалось, деревья это диковинные леденцы из топлёного сахара, которые выдумщик кондитер обсыпал снежной пудрой. В свете раннего утра они блестели, придавая пейзажу вокруг какой-то зачаровывающий оттенок сказки.

— Ух ты, — не сдержав восхищения выдохнула я, и облачко пара сорвалось с моих губ. Было зябко, но я лишь понимала это. С некоторых пор понятие холода вдруг стало чем-то несущественным. Возможно, просыпалась ото сна моя огненная кровь, а, может быть, в Мидорэ было просто недостаточно холодно для эвейя, который привык спать зимой в одежде и под всеми возможными тряпками и одеялами, которые мог раздобыть.

— Это твоя первая осень в Мидорэ? — голос Китарэ раздался со спины.

Как и это утро, он лишь казался сотканным изо льда, но сегодня он звучал иначе. Как странно, что некто вроде меня, ощущал подобные оттенки. Кажется, я медленно, но верно превращалась в самую настоящую девицу рядом с ним.