Осколок Империи

Им было десять лет. В то время люди работали на совесть. Законы были суровые. Но десять лет — это много даже для лампочек, рассчитанных на тридцать лет. Юргенсон бросил их в мусоропровод и поставил на их место новые. Соединив соответствующие контакты, он убедился, что обе лампочки исправны.

Он ушел, помахав рукой личной секретарше Хукера. Они знали друг друга почти пятьдесят лет, но за все время не сказали друг другу ничего, кроме «здравствуйте» и «до свидания». Мисс Петерсон была красавица, но Юргенсон считал, что ему очень повезло с женой, и боялся, что она что-нибудь узнает. Он никогда не волочился за женщинами.

2570 год нашей эры, декабрь.

Хукер вошел в административный корпус.

— Привет, трудяги! — сказал он, как говорил каждое утро вот уже… он и сам не знал сколько лет.

Ему ответил нестройный хор голосов. Хукер вошел в свой кабинет ровно в десять часов.

Корзинка для входящих документов была полна. Протянув руки роботу, Хукер окинул ее хмурым взглядом. Может быть, зря он сократил число договоров?

Бумажной работы стало меньше, расходы сократились, но… Временами Хукеру казалось, что «Скайхук» переживает застой.

За последние двадцать лет «Скайхук» не выпустил ни одной новинки, кроме кораблей для колонизации космоса, которые сейчас находятся в распоряжении Объединенных Наций.

Леффлеры уже, наверное, на Плато. Интересно, они отправили ему лазерную телеграмму? Если отправили, она дойдет не раньше, чем через двенадцать лет.

Что случилось с роботом? Он давно должен отпустить руки. Дуглас сам отнял руки. Сопротивления он не почувствовал, пальцы были сухие, отполированные ногти блестели. Черт, пробормотал он, зеленая лампочка перегорела. Не забыть позвать Юргенсона, подумал Дуглас.

Однако он этого не сделал. Раньше ничего подобного не случалось, и у Хукера не было привычки, которая подсказала бы, что делать. А Юргенсон придет в феврале. Хукер скоро привык к отсутствию зеленого сигнала. Он угадывал с точностью до секунды, когда робот заканчивал процедуры.

На самом деле перегорела красная лампочка. Ее проводка не работала уже несколько месяцев. Она оборвалась, когда Юргенсон проверял исправность новых лампочек.

2571 год нашей эры, февраль.

Перемены происходили медленно. Сначала Дуглас ничего не замечал. Дни шли за днями, и Дугласу стало казаться, что его мысли сделались яснее. Непонятно, отчего он становился умнее. Все, что беспокоило его… имело общую причину. Наверняка. Требовалось выяснить эту причину.

Служащие Дугласа приходили на работу в десять и уходили домой в четыре. Обычно Дуглас вместе со всеми шел на стоянку автомобилей, стараясь не выделяться из толпы, и раскланивался с теми, кто говорил «до свидания». В четверг первого февраля Дуглас не ушел с работы. Он кивнул, когда личная секретарша напомнила ему, что рабочий день закончился: он машинально улыбнулся ей, когда она попрощалась с ним. Потом он сел.

Городской шум не мешал ему. В кабинете Хукера была устроена звукоизоляция, освещение не зависело от солнечного света, ложные окна выходили на иные миры, к каждому из которых подлетал корабль с водородной ловушкой производства фирмы «Скайхук Энтерпрайзез». Посетителей это впечатляло, а Хукер мог забыть обо всем.

Он думал о том, что в его жизни сложилось не так.

У него нет друзей.

У него нет увлечений. Он хотел завести хобби, но выяснилось, что он терпеть не может игры. Он очень обижался, проигрывая, и всегда разочаровывался в игре раньше, чем успевал достичь мастерства, достаточного, чтобы выигрывать…

В его жизни были только работа и Дворец. Это был дом терпимости, слывший очень респектабельным и дорогим. Если бы Хукер умел играть… но он этого не умел. Он отправлялся во Дворец, когда это требовали его гонады, и уходил, когда они успокаивались. Мало кто из девушек знал его по имени.

Работа полностью состояла из привычек. Он скользил по жизни как во сне, и снилось ему все время одно и то же — легкое поражение. Так было много лет. Началось это…

Когда его оставила Кларисса? Он злобно оскалил зубы. Если причина в этом, он разыщет ее, где бы она ни скрывалась! И дети, ради которых она предала его… Нет. Он помнил минуты радости, светлые дни жизни, которые случались и после ухода Клариссы.