Осколок империи

– Я мечтаю о том времени, когда кончится этот бесконечный кошмар и я смогу спать спокойно. И для этой мечты есть все основания. Видишь ли, какое дело… Был период в целых четверо суток, когда мне не снилось ничего. Вообще ничего, никаких кошмаров. И знаешь, когда это случилось? – Смотрю на бьющегося в панике чекиста и понимаю, что ничего он уже знать не в состоянии. – После того как я прикончил первого из вас, Анохина. Интересно, сколько спокойных ночей даст твоя смерть, Лабирский? Эй, Казимир Стефанович, ты чего молчишь-то?

Мать твою, как же это некстати! Присмотревшись к чекисту, я понял, что все его корчи были, пожалуй, последними движениями, которые стоило назвать осмысленными. Сейчас же бывший чекист и бывшее человекоподобное существо тупо смотрело в никуда своими глазами и безучастно моргало. Никакого проблеска разума, лишь пустота. Казимира Стефановича Лабирского больше не было, имелась лишь его оболочка. Сам же мой враг исчез, испарился, оставив после себя лишь инертную массу без проблеска былой личности.

А ведь удачно получилось. Кровный враг самоуничтожился в момент наивысшего страха и ужаса, который был вызван моим присутствием и осознанием того, что сейчас с ним будут делать. Иными словами, чекиста сожрали его же внутренние бесы. Затейливо так сожрали, осмелюсь заметить! Хорошо есть и хорошо весьма.

Будут искать? Непременно! Особенно после еще одного штриха к портрету. Но я то здесь при чем? Добропорядочный чекист Алексей Фомин вне подозрений, кто его подозревать-то станет? Но если вдруг ОГПУ впадет в полное безумие и начнет прочесывать всех и вся мелким гребнем – на это тоже найдется что ответить. Вечер и ночь я провел вовсе не за зверским убийством «товарища Лабирского», а в теплой компании девицы отнюдь не тяжелого поведения, Машки Коржиной, бывшей певички, а сейчас уже откровенной проститутки, промышляющей прыганьем по постелям тех, кто может себе это позволить. Ну или на своей территории. Такая услуга тоже есть в «меню».

Подтверждение самой Марии? Да сколько угодно. Я к ней пришел, это подтвердит и она сама, и парочка соседей из ее подъезда. Ну а потом… девица, приняв хорошего коньячку, быстро вырубилась, что ее саму не сильно и удивит утром. Правда это произошло не сразу, а после первоначального, хм, с ней «общения». Ну а я ушел. Тихо, незаметно, без свидетелей. И с уверенностью, что от добавленного в коньяк препарата дамочка проспит как минимум до утра. Вот утром и разбужу, чтобы она мое лицо увидела.

Именно таким образом получается алиби. Не идеальное, но вполне себе хорошее. Особенно тем, что выставляет меня как человека, причастного к мелким порокам, которых практически у всех работающих в ОГПУ ой как хватает. Вот и все проблемы.

Осталось лишь завершить спланированное заранее. Мало просто убить, надо еще сделать так, чтобы его смерть не осталась незамеченной. И вместе с тем создать такие декорации, чтобы след ушел совсем в другую сторону. Вот этим я и займусь. Но для начала мне нужна не продолжающая дышать оболочка безумца и даже не цельное дохлое тело чекиста. Требуется лишь его часть, а именно голова. Так что за работу, Алекс, время не ждет.

Отделить голову и не уделаться в крови – то еще занятие. Однако нет ничего невозможного. Вот она, голова, лежит себе и смотрит в никуда стеклянными зенками. Остается подождать, пока окончательно кровь из нее не вытечет, и тогда можно будет убирать в небольшой брезентовый мешок.

Впрочем, не головой единой. Для создания антуража требовались еще два предмета: чекистское удостоверение Лабирского и небольшой плакат из фанеры, на котором печатными буквами были выведены три слова: «Убийца. Насильник. Чекист». Миленько, кратко и со вкусом. Особенно если устроить этот скульптурный ансамбль поближе к центру города, прикрепленным посреди людного днем, но безлюдного ночью места. Отрубленная голова с удостоверением в зубах и поясняющими надписями на фанерной табличке. Такое уже было в истории, причем не раз. Правда, тогда подобные надписи на табличках были повешены на шее у особо гнусных преступников, которых вели на казнь. Ну а здесь придется обойтись вот таким вот эрзацем.

Ничего, хватит и чего-то в этом роде! На девяносто девять процентов уверен, что ничего подобного в Совдепии раньше не случалось. Значит, и шум будет… соответствующий. До послушной партии советской прессы, конечно же, не дойдет, а вот в народ слухи просочатся. Слухи же, идущие из уст в уста, – та еще морока для любой власти, особенно той, которая любит скрывать все и вся. Такой, как в СССР. А пресса…