Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Осуждающие эпитеты и сравнения с хищными зверями или волками бесчисленны. Это риторика не только греха, но и преступления и безбожия. «Любимый образ епископа Епифания Саламского (310/320–403) в его «Панарионе» («Аптечке от всех ересей») – змеи и скорпионы, с которыми он сравнивает еретиков»[144]. Пренебрежительный и агрессивный стиль языка раннего христианства отражен в многочисленных названиях, которые защищали собственную позицию («Апология») или были направлены против противоположных позиций (сочинения «Adversus» или «Contra»[145]). Эта речевая модель проходит красной нитью от Нового Завета через полемических богословов, таких как Иреней и Тертуллиан, к отцам церкви Августину и Иерониму, а также уходит в Средние века[146]. Часто она не ограничивалась агрессивным языком: спор между христианскими конфессиями мог перерасти в жестокие погромы, включая убийство епископов и дальнейшее кровопролитие, как в Александрии в конце V – начале VI веков[147].

Поздний римский историк Аммиан Марцеллин сообщает, что император Юлиан, которым он восхищается, вызвал к себе лидеров враждующих христиан, чтобы обратиться к их совести: они должны позволить всем беспрепятственно исповедовать свою религию. Он заботился о единстве своего народа, потому что по опыту знал, «что никакой дикий зверь так не опасен для людей, как большинство христиан в их смертельной ненависти друг к другу» (res gestae 22, 5, 4). Напротив, для дуалистического мировоззрения христиан характерно, что ненависть переплеталась с клеймением других, нехристианских, точек зрения. Сплоченную фалангу неортодоксальных позиций можно найти как в полемических писаниях, так и в нормативных текстах[148]. Эти «другие», достойные осуждения, включали не только язычников и иудеев, но и – даже, возможно, прежде всего – отклонившихся от нормы в своих собственных рядах еретиков. Все они, так сказать, стояли на службе обеспечения ортодоксальных христиан их собственной идентичностью посредством демаркации[149]. «Еретики, евреи и язычники образуют единство против единства», как выразился Августин[150]. Таким образом, отец церкви зафиксировал «геометрию ненависти», которая впоследствии найдет отражение в римском законодательстве Юстиниана[151].

Эта фиксация включала в себя оттачивание понятий, чтобы сделать формы девиации терминологически однозначными. «Ересь» стала ведущим термином для стигматизации отклоняющегося религиозного поведения[152]. На раннем этапе этот термин имел значение «выбор» или «решение», из которого развилось первоначально нейтральное его использование в значении «учение» или «секта». Но даже в раннем христианстве этот термин быстро приобрел негативный оттенок, а в течение II века закрепилось его двойное значение – «ложное учение» и «отделение от церкви». Еретик упорно настаивает на своем мнении, противоречащем ортодоксальному. Для него характерно интеллектуальное высокомерие, а также моральная развращенность.

Позднее, с принятием закона Юстиниана, добавилось политическое измерение, поскольку император дал определение ортодоксальности, и ересь, таким образом, приобрела характер преступления против светских властей. «Апостасия», с другой стороны, еще один часто используемый термин, подразумевал полное отступничество от христианской веры[153]. Оба термина часто и в разных местах появляются в Кодексе Феодосия 436 года (например, Cod. Theod. 16, 5; 7). Это относится и к третьему термину, используемому для обозначения религиозных отклонений, – «святотатство». Еще в дохристианские времена он употреблялся для описания преступлений против мест и предметов, которые пользовались религиозным почитанием. В христианском контексте это слово относится прежде всего к церковным кражам, но также и к осквернению церковных зданий посредством надругательства, например кровопролития[154]. Еще одно бросающееся в глаза обвинение христианских полемистов против своих языческих оппонентов, а именно – обвинение в идолопоклонстве, интерпретируется по-разному: собственно поклонение идолам («идолатрия») – лишь одна из граней этого. То же самое относится к таким терминам, как «враждебность к Богу» или «нечестие»[155]. Термин «богохульство» гораздо реже встречается в традиционном арсенале христианской боевой лексики. Все изменилось в VI веке.

Юстиниан и рождение преступления