Осквернитель

Сбросив оцепенение, я захлопнул дверцу кареты, вернулся к фонтану и запустил пальцы в заполненный кровью бочонок. Выудил снятое с Валентина лицо, прополоскал его в фонтане, дал стечь воде и начал натягивать на себя.

Теплая кожа показалась просто омерзительной на ощупь, ребра свело от рвотного позыва, стало невозможно вздохнуть. Поборов отвращение, я жадно хапнул воздуха и расправил по лицу чужую скользкую кожу, потом на место сдвинул скальп, растянул щеки, поправил глазницы и попытался пошевелить губами.

И – получилось! У меня получилось!

Я какое-то время гримасничал, привыкая к новым ощущениям, после нацепил фиксу, достал из саквояжа дорожное зеркальце и поежился, увидев отраждение чужого лица.

– Меня зовут Валентин Дрозд, – произнес, и слова прозвучали непривычно глухо. Тогда прошептал, вторя звучавшему в голосе усача акценту: – Меня зовут Валентин Дрозд, и сегодня мне едва не сломали челюсть…

На этот раз получилось гораздо лучше – благо подражать чужому говору в свое время натаскали на совесть, – поэтому я разгладил облепившую голову кожу, избавляясь от лишних морщин и складок, насухо вытерся полотенцем и вновь посмотрелся в зеркальце.

Отлично! Валентин – чисто как живой.

Я нервно хохотнул и достал бутылочку с кровью Густава Сирлина. От ее содержимого по-прежнему веяло Тьмой, но сейчас призрачное пламя опаляло уже не столь сильно, как раньше. И кто знает, если присовокупить к ней Скверну, не погасит ли та незримый огонь? Отбросив сомнения, я закатал правый рукав и осторожно взрезал ножом вену на левом запястье. Взрезал не вдоль, а поперек, и все же кровь хлынула неожиданно сильно. Бутылочка наполнилась в один миг, и куда дольше пришлось провозиться с тряпицей, заматывая порезанное запястье.

Подкатила дурнота, чужая кожа липким холодом облепила голову, вновь стало трудно дышать. Навалившись на ограждение фонтана, я дождался, пока утихнет звон в ушах, после достал из кармана прихваченный с собой из тюрьмы пузырек и вылил его содержимое в кровь.

Заткнул бутылку пробкой, встряхнул – и ладонь будто мягкое пламя окутало.

Моя и Густава кровь смешалась, Тьма принялась пожирать Скверну, и нагревшееся стекло стало подсвечивать ночной мрак едва ли не лучше фонарей.

Накинув плащ, я расстегнул ворот рубахи, выставляя напоказ шрам от веревки, и побежал к пропускному пункту на отведенную Пурпурной палате часть дворцового комплекса. Побежал, надеясь, что лишних вопросов не возникнет, и в кои-то веки в своих ожиданиях не обманулся.

Валентина там уже ждали.

Старший охранник с повязанным на плечо пурпурным бантом осветил мое лицо и с облегчением перевел дух.

– О вас дважды справлялись, – сообщил он.

Я виновато откашлялся и расправил усы.

– Тогда стоит поторопиться? – прошептал, приложив ладонь к горлу.

– Следуйте за мной.

В сопровождении двух караульных мы поспешили к резиденции герцога Арно, а та встретила нас закрытыми коваными воротами и высоченным забором, за которым сверкал освещенными окнами и многочисленными фонарями роскошный дворец.

– Нам сюда, – указал старший охранник на калитку, перед которой толпились вооруженные до зубов бойцы. Мне тут же выделили новый эскорт и без промедления запустили внутрь.

Но вот дальше все пошло наперекосяк.

– Где вас бесы носят?! – рявкнул отец Вильям, до моего появления нервно шагавший из угла в угол просторной приемной. – Уже без четверти полночь!

Всю дорогу я разминал непослушные губы, но заготовленная речь вмиг вылетела у меня из головы, и оправдания прозвучали довольно жалко.

– Возникли проблемы, – изо всех сил сутулясь, прошептал я.

– Что у тебя с голосом? – насторожился экзорцист, внимательно вгляделся в бледное лицо Валентина Дрозда, но ссадиной на скуле нисколько не заинтересовался и только охнул: – О нет! Ты испил крови Осквернителя!

– Вздор! – все так же шепотом возразил я и погладил кровоподтек. – Просто говорить больно…

– Я ведь не зря предупреждал Марка, что это чрезвычайно опасно! – словно не услышал меня отец Вильям. – Просил ведь его обойтись без самодеятельности!

– Но…

– Не ври мне! – прошипел экзорцист. – От тебя просто разит Тьмой!

Ничего не ответив, я подсмотренным у Валентина нервным движением потеребил седой ус, потом достал из-под плаща заполненную кровью бутылку, и монах тут же про меня забыл.

– Это она? – сипло выдохнул он, быстро провел ладонью вдоль стекла и тихонько рассмеялся: – О да! И Тьма, и Скверна! Чистая, ничем не замутненная сила! – Экзорцист опомнился, презрительно прищурился и поджал губы: – Твое своеволие мы обсудим позже, его светлость ждет.

Он первым зашагал на выход; я с драгоценной бутылкой засеменил следом. Мы прошли заполненный охраной коридор, пересекли пустую комнату и встали на пороге погруженного в полумрак зала. Дальняя его часть была отгорожена ширмой, оттуда доносился приглушенный гомон голосов, а на середину просторного помещения выставили покрытый черной скатертью стол с тринадцатью серебряными приборами.

Целых тринадцать?