Осквернитель

Живой! Убивать кронпринца не входило в мои планы.

Смяв полученную от болезного господина бумажку, я зашвырнул ее в дальний угол, затем стянул с пальца серебряный перстень официала ордена Изгоняющих и спрятал его под подушкой, словно кольцо случайно слетело с пальца душителя.

А что удавить жертву не вышло, так ничего удивительного – артрит у человека.

Да – Якоб Ланц в очередной раз оправдал прозвище Ловкач и, пока из него выбивали дух, успел подменить моим перстнем перстень из бархатного мешочка на шее вербовщика. И пусть теперь болезный господин объясняется, каким образом кольцо с его личным номером оказалось под подушкой полузадушенного наследника престола!

Хотел бы я при этом присутствовать!

А даже если выкрутится, заговорщики вспомнят обо мне еще очень нескоро; будет время на новом месте обустроиться. Главное, ноги отсюда унести…

Соскочив с кровати, я поспешил к черному ходу, отпер дверь и настороженно выглянул в коридор. Никого. Тогда спустился на второй этаж и выбрался на улицу через открытое окно.

До фонтана добрался без приключений. Там заглянул в карету, убедился, что Джек до сих пор валяется без сознания, и щедро окропил его крепленым вином. После развязал путы, сунул полупустую бутылку под руку и со спокойной душой прикрыл дверцу.

Пьянство на рабочем месте в такой-то день – пустяки, дело житейское. Сегодня часовым точно будет не до переборщившего с вином господина Пратта.

Но нет, караульные бдели и проверяли все кареты подряд, невзирая на чины и звания их владельцев. Еще и лица высвечивали. В одном повезло – экзорцисты выезжающими нисколько не интересовались, их внимание полностью занимали те, кто двигался в противоположном направлении. А таких оказалось вовсе немало: челядь как раз начала подъезжать за припозднившимися на балу господами, и с той стороны выстроилась целая вереница карет.

Когда заглянули к Джеку, я хоть и обливался холодным потом, но все же нашел в себе силы пошутить:

– Только не разбудите, а то до утра не угомонится.

Начальник караула недобро глянул на незнакомого усача и спросил:

– Куда направляетесь, любезный?

– Велено домой доставить, – ответил я. – На Старгородскую аллею, дом второй от пруда.

– Проезжай!

И я проехал. На служебных воротах на карету никто не взглянул, а некие мутные личности, крутившиеся поблизости, ждали точно не меня. Ну какой из меня, право слово, Себастьян Март?

Кое-как разминувшись со встречными каретами, я вывернул на бульвар и придержал лошадей. Только придержал – и на козлы тотчас взобрался Ловкач, под глазом которого наливался глубокой синевой свежий синяк.

– Ну и рожа у тебя, Себастьян, – поежился он. – Раньше и то, право слово, краше была.

– Хмурый где? – спросил я у него.

– Здесь! – отозвался невесть когда запрыгнувший на запятки головорез.

– Лезь в карету, присмотри за рыжим.

– Серьезно?

– Да! Быстрее, пока он не очухался! – поторопил я его и, глянув на хитрющую физиономию Якоба, поинтересовался, как обстоят дела с опиумом.

– В лучшем виде, – доложил мошенник с лукавой улыбкой. – Никто не жалуется.

– Продолжай в том же духе.

– Продолжай? – озадачился Ланц. – А ты?

Забыв о чужом лице, я поморщился, и жулик отодвинулся, напуганный странной и страшной гримасой.

– По состоянию здоровья мне настоятельно требуется сменить климат, – вздохнул я, – но ты особо не наглей, за тобой есть кому присмотреть. Хмурый за партнера останется, да и мы с Густавом легко дотянемся. У нас длинные руки.

– Напугал! – фыркнул Якоб и уточнил: – И как долго мне твою ношу тянуть?

– А сколько прожить хочешь, на столько и ориентируйся, – посоветовал я, направляя лошадей в сторону порта. – Я, если когда-нибудь и вернусь, за тебя работать точно не стану.

– А лицо?

– Что – лицо?

– Теперь у тебя новое лицо?

Я прикоснулся к щеке, почувствовал неестественную упругость мертвой плоти и покачал головой:

– Нет, это чужое. Мне оно не нравится.

– Немногие в нашем деле могут позволить себе пользоваться собственным, – многозначительно выдал Ловкач и замолчал.

Так и ехали до самого порта – молча. А там я загнал карету прямо на пирс, соскочил с козел и наконец содрал с себя чужую кожу. С остервенением зашвырнул физиономию мертвеца в темную воду и только тогда вновь почувствовал себя живым.

– Ведите себя хорошо, – напоследок велел жуликам, вытащил из кареты валявшегося в беспамятстве приятеля и потащил его к покачивавшейся на волнах каракке.

Потащил к новой жизни; хочет он того или нет.

Я свой выбор сделал и менять его в любом случае не собирался.

Эпилог

Месяц Святой Августины Травницы

Год 989-й от Великого Собора

Одни люди уверены, что все мы лишь игрушки в руках Святых; другие убеждают окружающих, а зачастую и себя, будто человек сам творец собственной судьбы.

Как обычно, истина находится где-то посередине.

Святые предопределяют каждый наш чих или же человек способен одной лишь силой воли перекроить мир под себя?

Ни то ни другое, друзья мои, ни то ни другое. Ведь даже Святым в их смертном обличье не дано было изменить людскую природу и превозмочь законы мироздания.