- Кто дверь открыл?
- Да эта твоя... Луноликая. Как ее - Татьяна, что ли?
- Да. Сука... Ладно, давай, заходи. Чего ты там накупил-то?
Огурцов, пыхтя и заливаясь потом, втащил в комнату Полянского два туго набитых полиэтиленовых пакета. Причем, один из них ему приходилось придерживать снизу кистью второй руки, в которой, в свою очередь, был зажат другой пакет - верхний совершенно явно начал расползаться под тяжестью гостинцев.
- Ну, ты молодец, - прокомментировал Полянский. - Давай все сюда.
- Помог бы лучше, - просипел Огурцов, с трудом пробирающийся по лабиринту комнаты. - Леша, помоги... Сейчас порвется.
Полянский, впрочем, быстро оценив ситуацию, вскочил и чрезвычайно элегантно лавируя между предметами обстановки, подлетел к своему юному другу.
- Давай. Ух ты!..
С трудом приятели водрузили оба пакета, которые, как убедился Полянский, оказались по-настоящему тяжелыми, на стол.
- Это по-мужски, - серьезно глядя в глаза Огурцова сказал хозяин квартиры. - По-мужски.
- А то!
Огурец начал вываливать на стол, на диван, на кресла бутылки содержимое пакетов, однако, не уменьшалось.
- Ну ты, брат...
- Ничего, ничего... Я, знаешь, Дюк, претерпел...
- Хорош, хорош. Не надо только на белый стих сползать. Тошно слушать. Особенно, когда ты о себе в третьем лице.
- Ладно.
Когда, наконец. оба пакета были опустошены и отброшены в сторону - в темную глубину комнаты, Полянский, проглотив комок в горле, смог, наконец, обозреть поле предстоящего пиршества.
Иначе то, что ожидало его и бесшабашного дружка - Огурца и назвать было нельзя.
Кроме зеленых бутылок с портвейном Огурец притащил пару плоских фляжек с виски, упаковку баночного пива, несколько узких коричневых цилиндриков с кока-колой. Но все это меркло перед горами закуски - банки красной икры, шпроты, две палки твердокопченой колбасы, зеленый горошек, буженина, балык, хлеб, зелень, яблоки, апельсины...
- Ты, это... Где взял? - спросил Полянский, подозрительно глянув на довольно потирающего руки приятеля.
- Где-где... Какая разница... Бабки есть, вот и потратил.
- А это?
Полянский указал на баночное пиво и икру.
- Это, что, в "Березке"?
- В какой, еще, "Березке"? Пошел на рынок, с грузинами перебазарил. Грузины - великая нация. Все могут.
- Да-да, конечно. Были в истории прецеденты.
- Ну вот. А если бабки есть, то...
Огурцов пошарил в карманах и лицо его на мгновение затуманилось.
-... нет, - с облегчением выдохнул он. - Еще осталось мала-мала.
- Ну, осталось, так осталось. Давай, Огурец, - плотоядно поглядывая на икру, неровной горкой замерзшую в пузатой стеклянной баночке сказал Полянский, - давай, Богу помолясь, начнем.
- Не поминай имя Божье всуе, - важно заметил Огурцов.
- Иди ты на в жопу со своей суей, - отмахнулся Дюк. - Какая тут может быть суя, когда я с утра я кроме спинки мента у меня ничего во рту не было!
- Садись, садись, - милостиво разрешил Огурец. - Давай отметим...
- Что?
- Ну... Как сказать?.. Мой первый криминальный опыт.
- В каком смысле?
- В прямом. Я теперь, Алеша, вор.
- Да ну! Что, банку тушенки в гастрономе спер?
- Нет, выше бери.
- Не могу выше взять. У меня диапазон маленький. Голос не поставлен. Только, разве, так - пи-и-и!
Дюк запищал фальцетом так пронзительно, что Огурцов вздрогнул и едва не выронил граненый стакан, в который собирался налить виски.
- Хорош, хорош... Давай-как махнем.
- Погоди.
Полянский быстро отрезал от батона толстый ломоть нежнейшей, белейшей, мягчайшей булки, намазал ее толстым слоем игры и, откусив сразу половину, исподлобья посмотрел на гостя.
- А что это ты мне про работу начал рифмоплетствовать? Там, что ли, напортачил?
- Как тебе сказать?
Огурцов закинул ногу на ногу и вдруг запел - тихо, закрытым горлом, но очень правильно, точно попадая в ноты и даже иногда удивительно верно имитируя томный и очень сексуальный голос Булата Окуджавы:
- Я в синий троллейбус войду на ходу,
В последний, прощальный...
Дюк внимательно слушал, держа в одной руке недоеденный бутерброд, в другой - на отлете, стакан с виски.
***
Цех игрового транспорта находился, как говорится, на отшибе - на самой окраине города и занимал огромную площадь. Место это было диковатое и по-настоящему обжитой была лишь крохотная его часть - административные здания, два съемочных павильона, практически ничем не отличающиеся от тех, что располагались в головном, выражаясь официальным языком, предприятии в самом центре города.
Здесь земля была залита асфальтом, курили, сидя на лавочках творческие работники в промежутках между съемками и жизнь здесь, если и не кипела, то, по крайней мере, текла. Хотя и достаточно вяло.
Творческие работники пили портвейн, работники рангом повыше - коньяк за тем и за другим бегали работники совсем уже низового звена - такелажники или просто разнорабочие, "волки", как называли их на киностудии, то есть, мужички, все, как на подбор, небольшого росточка, работавшие без оформления, то есть, трудовые книжки их не лежали в отделе кадров киностудии. Да, пожалуй что, у многих из них и вовсе не было никаких трудовых книжек. Может быть, и паспортов-то не было.