Ослепительный цвет будущего

– А мы сами-то кто? – Я обвела рукой фотографии и оборудование.

– Туше, – согласилась Каро.

Гора свалилась с плеч. Про мою мать мы, кажется, говорить не собирались – и слава богу.

Мы расположились в другой комнате, с хорошим освещением и весь день провели за прорисовкой внутренностей Зловещего Любовника (так мы его прозвали. Ее. Их). Каро рассказывала мне, как впервые нашла дедулину однообъективную зеркальную камеру. Как обнаружила, что ей нравятся девушки, когда смотрела «Титаник» и не могла оторвать взгляд от груди Кейт Уинслет. Время от времени наступала тишина, и тогда мы просто смешивали краски и концентрировались на движениях своих кистей.

Мы рисовали, пока за горизонт не утекла последняя капля солнца. Я мешала оттенки, пытаясь получить идеальный цвет морской волны, и в какой-то момент поняла, что начинаю щуриться.

– У тебя есть лампа или что-нибудь еще? – спросила я.

Каро перевела взгляд на меня.

– Думаю, пора сворачиваться. У меня есть лампа, но под ней все цвета выглядят иначе. Можем закончить завтра.

– Хорошо, – согласилась я, хотя почему-то не очень хотела уходить. Рисование получилось весьма медитативным.

– Но обязательно оставайся на ужин, – предложила Каро. – К нам в гости пришли бабушка с дедушкой. Они обожают знакомиться с моими друзьями.

Друзья. Это слово эхом отдалось у меня в голове, посылая в грудь лучи тепла. У меня уже несколько лет не было новых друзей.

– С радостью! – сказала я.

– Только предупреждаю, они довольно мерзкие.

Гаэль и Шарль Ренар заставили меня почувствовать себя так, будто я всю жизнь была частью этой удивительной семьи. Они рассказали весьма забавную историю о том, как Мэл выгнала своего парня за два дня до рождения Каро.

– И с тех пор мы этого негодяя не видели, – возвращаясь из кухни с кассеролью и подмигивая, сказала Гаэль. – Скатертью дорога.

Мэл пожала плечами и, долив вина в свой бокал, сделала глоток.

– Ну, хоть замуж за него не вышла, и то хорошо.

У бабушки Ренар был чистый американский акцент, а вот у Шарля – немного французский.

– К тому же после всех ваших игр на сеновале у нас по-явился такой замечательный подарок, как Каролина.

То, как он произнес ее имя, и звук «р», словно перевернутый где-то у задней стенки его горла, придавали слогам особое звучание – будто они принадлежали голливудской актрисе из черно-белого фильма.

Каро издала приглушенный стон страдания.

Мэл поморщила нос.

– Мы никогда не делали это на ферме.

– А вот пахло от вас так, будто именно там и делали, – заявила Гаэль. Она потянулась через стол к руке Шарля, и оба хохотнули.

– Никогда не делай это на ферме, – сказал Шарль притворным шепотом, наклоняясь к Каро, будто это была их тайна. – Неважно, насколько красивая и сексуальная у тебя девушка. – На слове «сексуальная» он сделал ударение.

– Papi

, – взмолилась Каро. Казалось, она сейчас сгорит от стыда.

– А чего тут стесняться? – поинтересовалась Гаэль. – Я в свое время увлекалась несколькими девушками.

– Больше, чем несколькими, – встряла Мэл. – Судя по тому, что я слышала.

Бабушка Каро проигнорировала это заявление.

– Ты любишь того, кого любишь. Этого не изменить. Любишь тогда, когда захочешь, и там, где захочешь…

– Только не на ферме, – добавил Шарль.

– А если ты все-таки делаешь это на ферме, – продолжила Гаэль, – не рассказывай своему дедуле.

– Chérie, да ты просто исчадие ада, – сказал Шарль жене.

Гаэль захихикала и наклонилась, чтобы потереться с ним носами.

– Боже

! – воскликнула Каро.

– Именно, – вторила Мэл.

Я низко склонилась над тарелкой и отправила в рот стручок фасоли, чтобы скрыть улыбку.

– Ли, а что насчет твоих родителей? – обратилась ко мне Гаэль. – Никогда не откажусь послушать красивую историю любви.

Я быстро дожевала и проглотила еду, вдруг сосредоточившись на том, как держу вилку.

– Даже не уверена, что знаю ее целиком. Когда я была маленькая, то часто спрашивала, как они встретились, но они всегда отвечали, что знали друг друга с самого сотворения мира на протяжении многих сотен жизней.

– Жизнь после жизни, – произнес Шарль. – Очень романтично.

Я улыбнулась, но про себя усомнилась в том, что слово «романтично» применимо к их отношениям. Когда-то однажды – может быть. Я вспомнила, как папа садился на диван, пока мама разбирала новые произведения на фортепиано. У него на коленях лежали бумаги – работы студентов, которые он якобы проверял, – но я знала, что на самом деле он наблюдает за мамой и ее волнообразными движениями, слушает ее музыку. Он словно приклеивался к ней взглядом, а в уголках его губ застывала улыбка.

Вот это было романтично. Но в последние несколько месяцев что-то изменилось; из самого очевидного – папа стал без конца ездить в командировки и на конференции. Теперь он был слишком занят.

В работе он сфокусировался на экономической социологии – что бы это ни значило. Его стали узнавать, все чаще звали читать лекции, участвовать в исследовательских проектах, выступать в качестве приглашенного профессора. Он писал книгу в соавторстве с другим синологом – в общем, все звучало довольно внушительно.